— Мадемуазель Лубе! — воскликнул Гильем. — Какой сюрприз! Леонора, позволь представить тебе мою подругу детства.
Леонора вежливо улыбнулась и наклонила голову, еще сильнее сжав руку своего мужа.
Красавица, которую Гильем назвал своей подругой детства, не вызвала у нее никакой симпатии. Скорее она инстинктивно испытывала ревность. У хрупкой, наделенной соблазнительной грудью и осиной талией мадемуазель Лубе были восхитительные глаза редчайшего цвета — цвета фиалок или аметиста. Эти глаза с золотистыми ресницами казались настоящими драгоценностями, обрамленными изящным овалом лица.
— Здравствуйте, мадам, — тихо поздоровалась Анжелина.
В ответ Леонора сквозь зубы процедила приветствие. Гильем, пребывавший в прекрасном настроении, продолжил разговор:
— Мы уехали с островов. Тамошний климат не подходит моей дражайшей супруге. И вот я вернулся в родные края, чему очень рад. Я буду управлять землями Лезажей. Тут нужна твердая рука, а у моего отца силы уже не те. У братьев других забот хватает. Я слышал, что ты получила диплом повитухи и практикуешь здесь, в нашем городе.
— Здесь и в других местах, — твердым голосом уточнила Анжелина.
В душе Анжелины закипало негодование. Медоточивый, звонкий, радостный голос Гильема пробуждал в ней воспоминания о страстных часах, о которых она старалась забыть. Этот мужчина украл ее девственность, воспользовался ее наивностью, тем, что она была ослеплена любовью к нему.
— А чем ты занимался на островах? — тем не менее спросила Анжелина, немного оправившись от смущения, вызванного этой неожиданной встречей.
— Я управлял плантацией сахарного тростника, принадлежащей моему тестю. Там родился наш первенец, мальчик. Мы назвали его Бастьеном. Он остался в мануарии [12] с няней. Ему всего год и месяц. В таком возрасте ему не стоит посещать мессу.
И Гильем засмеялся торжествующим смехом самца, что полностью развеяло смятение Анжелины. Конечно, Гильем по-прежнему был красивым и соблазнительным, но за три прошедших года он возмужал, стал более грубым. Теперь Анжелина явственно видела, что ее бывший любовник — человек тщеславный и эгоистичный. «Ты нисколько не переживал о моей участи, — говорила себе Анжелина. — Тебе не было никакого дела до того, что я была в отчаянии, что я чувствовала себя несчастной, одинокой. Ты женился на богатой наследнице, которую будто бы обожаешь, и у тебя даже в мыслях не было позаботиться обо мне. У тебя есть еще один сын, но я позабочусь о том, чтобы ты никогда о нем не узнал!»
Леонора стала проявлять нетерпение. Это была миловидная молодая женщина с голубыми узкими глазами и светлыми ресницами. У нее был довольно крупный нос, розовые щеки и мясистые губы, которые, несомненно, вызывали у мужчин желание целовать их.
— Что же, до свидания, Анжелина, — вдруг раздраженно сказал Гильем. — Нам не стоит опаздывать на воскресный обед. Где отец? А фаэтон?
— До свидания, — ответила Анжелина.
В этот момент Оноре Лезаж отошел от группы мужчин, которые вели оживленный разговор. Это был высокий мужчина с поседевшими волосами. Поджав губы, он презрительно взглянул на Анжелину и даже не соизволил с ней поздороваться.
— Идемте, Леонора. Гильем, экипаж подан. Ты что, не заметил его? А ведь кучер махал тебе рукой!
— Сейчас иду, отец. Я и забыл, что в Сен-Лизье столько народу, и немного растерялся.
И Гильем громко расхохотался, словно забавно пошутил. Оставшись наедине с Анжелиной, он тихо сказал:
— Мне надо с тобой поговорить. Сегодня вечером, ближе к ночи, в нашей риге под дубами.
С этими словами он быстро пошел прочь. Каблуки его ботинок из красной кожи громко стучали по плитам.
«Какой мерзавец! — думала молодая женщина. — Это же надо, какой мерзавец! Никуда я не пойду».
Сама не своя от негодования и бессильной ярости, Анжелина быстро поднялась по улице Нобль. Розетта разжигала огонь под железным котелком. Сидевший на полу Анри играл в кубики. Спаситель лежал рядом и смотрел на малыша своими добрыми темными глазами.
— А, мадемуазель! Я сняла с малыша его красивые одежки и разогрела рагу, оставшееся от ужина. Но вы явно не в своей тарелке!
— Не волнуйся, я скоро приду в себя. Сейчас я не могу тебе ничего рассказать.
И Анжелина кивком указала на сына. Розетта, сгорая от нетерпения, подошла к ней.
— Можете! Рассказывайте же!
— Я боюсь, сестренка! Я так напугана! А ведь воскресенье так хорошо началось!
Они сели около раковины, на которую падал свет из овального окошка, и Анжелина шепотом поведала Розетте о происшедших событиях.
— Как поступить? — простонала она. — Я имею в виду с отцом. На свидание с этим нахалом я не пойду. И при первой же возможности я дам ему понять, что нам с ним не о чем говорить, тем более ночью. Он, наверно, думает, что я брошусь ему на шею! Меня больше всего бесит его отношение ко мне. О! Мсье женат, он отец семейства, а его белокурая супруга ждет второго ребенка. Я все прекрасно понимаю. Он всегда считал меня шлюхой и беззастенчиво пользовался мной. Если он собирается продолжить в том же духе, его ждет разочарование.
— Успокойтесь, мадемуазель. Мне тяжело смотреть, как вы переживаете. И вы вся дрожите.
— Я не дрожу.
— Лучше выпейте глоточек водки из той бутылки, что дала нам Октавия. Только глоточек, это взбодрит вас.
— Да, налей мне, Розетта.
Растерянная Анжелина села на скамейку, стоявшую у стены. Анри бросил кубики и засеменил к ней. Не пролепетав ни слова, малыш, как всегда, забрался к Анжелине на колени и принялся играть с кружевами на ее блузке. Потом закрыл глаза и засунул большой палец в рот.
— Мой дорогой, ты умеешь успокоить меня! — умилилась Анжелина.
С трудом сдерживая слезы, она принялась искать решение. Если бы Гильем не вернулся, она все же открыла бы отцу правду. Рьяный поборник нравственности, Огюстен Лубе сурово отчитал бы дочь, возможно, отверг бы ее, но со временем простил бы.
«Но к чему все это? — терзалась Анжелина, ласково гладя по шелковистым волосам своего малыша. — Разве можно вернуться в прошлое? Мадемуазель Жерсанда усыновила его, он носит ее фамилию. Это лучшая защита от Лезажей. В любом случае, даже если Гильем узнает, что у меня от него сын, он просто посмеется надо мной или постарается сделать так, чтобы его семья об этом никогда не узнала. Страница перевернута, рубеж перейден. Мне нечего бояться. Все должно быть по-прежнему. Анри де Беснак — мой крестник, племянник Октавии. И у папы не будет выбора. Ему придется в это поверить.
Розетта погладила Анжелину по плечу и протянула ей крохотный стаканчик, наполненный прозрачной жидкостью.
— Выпейте! Это поможет вам, — требовательно произнесла Розетта.
Анжелина покорно выпила. Алкоголь придал ей сил. Она почувствовала себя готовой к встрече с человеком, к которому питала безграничное уважение, — с Огюстеном Лубе.
Глава 4
Отцовский гнев
Жермена, вдова Марти, а ныне супруга Лубе, в отчаянии смотрела на кассуле. Обед подходил к концу, но ни ее муж, ни их гостья, Анжелина, не воздали должного столь вкусному блюду. Фасоль, политая гусиным жиром и томатным соусом, медленно остывала, равно как и колбаски и толстый кусок сала, нашпигованный гвоздикой.
— Огюстен, ты почти ничего не ел, — жалобно приговаривала она. — Да и ты, малышка, тоже.
— Я не голоден, Жермена, я расстроен.
Бедная женщина начала жалеть, что пригласила падчерицу на обед, не предупредив сапожника. Огюстен Лубе и так пребывал в плохом настроении, но когда он увидел Анжелину, входившую в дом с букетом роз, нахмурился еще больше. Отец и дочь сели за стол, не обменявшись ни единым словом. Их словно разделяла стена молчания.
— Ну что же, я принесу десерт, — огорченно сказала Жермена.
— Я помогу тебе убрать со стола! — воскликнула Анжелина, напуганная перспективой разговора, который ей предстояло начать.
