— Да, мне тоже так кажется. Знаете, доктор Дрейфус также хотел следовать присланные из Италии лекарства. Он попросил меня достать немного корня маринго, не настойки, а само растение, чтобы посмотреть, нельзя ли вырастить его в Англии. Только об этом и думает.
Но Мегги почти не слушала его. Томас Малком не ее родственник. Они знакомы очень недолго, а он целовал ее с приоткрытым ртом.
Он не Джереми.
Она с трудом заставила себя оторваться от неуместных размышлений.
— Еще один ребенок заболел злокачественной лихорадкой, и доктор Дрейфус немедленно применил ваше лекарство. Малышка Мелисса очень быстро поправилась.
— Да, в деревне только об этом и говорят.
— И поют вам дифирамбы. Мужчины пьют в трактире за ваше здоровье, а дамы рассыпаются в таких комплиментах, что у вас уши, должно быть, горят. Вы быстро превращаетесь в местного героя.
— И мне это нравится, — объявил он, едва прикасаясь к ее ладоням. — Кстати, очень хотелось бы посмотреть на Ла-Манш.
Мегги подняла лицо к бледному солнцу и улыбнулась.
— Мне тоже.
А что, если поцеловать его в ответ? Интересно, женщина тоже может приоткрыть рот? И даже коснуться языком губ мужчины?
Мегги вздрогнула. Что-то подсказывало, что она вступает на неизведанную и, пожалуй, небезопасную почву. И при этом совершенно не уверена, стоит ли по ней идти.
Она опять подумала о Джереми, о его поцелуях, которые наверняка свели бы ее с ума, и поморщилась от внезапной боли.
— Возможно, вы расскажете подробнее, что именно говорят местные леди обо мне и моем великолепии, — предложил Томас. — Хотелось бы испытать, что это такое, когда уши горят. Раньше со мной этого не бывало.
— Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — пробормотала Мегги. — А вдруг вы слишком привыкнете к поклонению?
С этим словами она ударила каблуками в бока кобылы.
— Это, вне всякого сомнения, рекордный прыжок Клеопатры! — объявила Мегги, сверившись с линейкой. — Да, точно: три фута и около четырех дюймов. Превосходно, моя дорогая девочка!
— Это все новый метод тренировок, Мегги, — заметил Aлек, напевая и поглаживая кошку. Клео выгнула спину и замурлыкала.
«Почти то же самое проделал со мной Томас Малком. По крайней мере у меня хватило ума не извиваться и не мурлыкать».
О Господи, лучше сосредоточиться на тренировке.
Она обернула вокруг пальца длинный конец светло-желтой ленты, на добрый фут изодранной когтями игривой Клео, так что теперь по ветру развевались пять тоненьких жалких обрывков.
— Она вполне способна побить Мистера Корка в эту субботу, — обронил Алек.
— Но я работала и с Мистером Корком, и ты знаешь, что он более вынослив. Его привлекают запахи, вот я и попробовала на нем нечто новенькое: макрель. Изрезала, добавила немного чеснока и подсушила, а потом завернула в сетчатый мешочек. Он едва лапы не стер, пытаясь поскорее подобраться к ней и вдохнуть чудесный аромат.
— Мегги, ты скоро превзойдешь братьев Харкер в изобретательности! Кстати, они выставляют на эти бега трех кошек.
Никогда не стоит недооценивать их хитроумия, Алек. Я слышала, что Джейми, их старший конюх, сочинил новый лимерик 5 для Черного Вихря. Представляешь: Джейми стоит на финишной черте и поет себе во все горло, а Черный Вихрь пулей летит к нему.
— У Черного Вихря глаза ужасно злые, — заметил Алек задумчиво. — Думаю, Мистер Корк просто обязан показать ему, что почем. Нужно хорошенько поразмыслить, как лучше это сделать.
* * *
Томас Малком внимательно слушал разговор. Черный Вихрь… прекрасно звучит. Есть в этой кличке нечто зловещее!
Он присмотрелся к Мистеру Корку, лежавшему на солнце. Длинное мускулистое тело так и переливается белым с золотом: почти такой же оттенок, как розы в саду миссис Шербрук.
У него самого никогда не было кошки, даже в детстве. Правда, в амбаре жили коты, настоящие хищники и знатные мышеловы.
— Лорд Ланкастер, как я рада видеть вас! Любите тонко нарезанный окорок? Гордость нашей кухарки. Надеюсь, вы пообедаете с нами?
Он обернулся к миссис Шербрук, обходившей дом.
— Добрый день, миссис Шербрук. Я просто заехал узнать, достаточно ли здоров Рори, чтобы тоже тренировать кошек. И совсем не хотел вам мешать.
Мэри Роуз взяла его за руку.
— Вы спасли моего сына, милорд. И я желаю, чтобы вы мешали нам, пока все мы вам до смерти не надоедим. Зовите меня Мэри Роуз.
Мегги, услышав слова мачехи, энергично закивала.
— Добро пожаловать, Томас. Как приятно, что вы выбрали время для визита. Когда я в последний раз видела Рори, он взбирался по решетке, отделявшей гортензии Мэри Роуз от ее же нарциссов, той самой, которая увита розами.
Мэри Роуз едва не упала в обморок.
— О нет, Мегги, скажи, что ты все это придумала! Решетка совершенно ненадежна. Если ты не соврала, клянусь, я больше не буду бегать за Рори и бесконечно благодарить Бога за его спасение! Нет, я соберусь с духом и хорошенько отшлепаю озорника! То есть если он окажется выше, чем на два фута от земли, я его отшлепаю. Милорд, увидимся в столовой через пять минут. Рори! Немедленно спускайся вниз!
И Мэри Роуз, задрав юбки едва не до колен, бросилась в сад.
Мегги добродушно усмехнулась.
— Хороший знак. Она так тряслась над ним. Все боялась, что он снова не сможет дышать.
— Тряслась? Звучит совсем неплохо, — покачал головой Томас.
— Трястись в этом случае означает, что она то и дело гладит его, обнимает, тискает, закармливает лакомствами, доводя беднягу до белого каления. Понимаете, он очень самостоятельный парнишка и терпеть не может нежности.
— Хотите сказать, что изобрели эту историю с решеткой только для того, чтобы вернуть ее на землю?
— Ну, не сказала бы, что это чистая ложь. Может, Рори с тоской поглядывал на решетку. А может, и сделал к ней… шаг-другой. Но я в самом деле в восторге от вашего приезда. Кстати, ломтики окорока такие тонкие, что через них все видно. Никто не знает, как ей это удается. Домашние вечно стоят вокруг стола, на котором она режет окорок. Пойдемте. Можете не волноваться, что вас отравят. Единственная особа, на которую наша кухарка таит зло, — это мистер Сэмюел Притчерт, младший священник.
— Тот тип с кислой физиономией, который не улыбается, даже когда ест яблочное пирожное?
— Тот самый.
— Он безнадежен.
— Да. Но знаете ли, стоит ему взглянуть на кого-то, как этот кто-то немедленно выкладывает Сэмюелу всю подноготную. Мой отец не перестает этому удивляться.
— В жизни не поверю.
