— Неважно. А как же ты отпустил Селика? Неужели ты не боишься? Саксы наверняка там сторожат, и его могут убить.
Рейн не понимала, почему ее это беспокоит, ведь всего минуту назад она сама готова была убить Селика.
— Для скандинава нет большего позора, чем позволить хищникам пировать на телах павших товарищей, — заявил Убби.
— А не позор брать людей в плен и так ужасно обращаться с ними? — огрызнулась Рейн, указывая на пленников, которые молча смотрели на нее сквозь языки костра.
Убби изумленно поглядел на нее.
— Совсем не позорно брать рабов после битвы. Саксы тоже взяли свою добычу — и скоттов и скандинавов. Можешь быть уверена.
— Что он будет с ними делать?
Убби ссутулился.
— Возможно, кое-кто из них имеет ценность для саксов, и они их выкупят, но я сомневаюсь. Этим придется несладко.
Рейн протянула руку.
— Дай мне твой нож, и я сама освобожу пленных.
Убби подался от нее, пряча за спину свой острый нож, которым он обычно свежевал кроликов.
— Нет, не могу.
Огромный стражник с огненно-рыжими волосами, одетый в грубую накидку с угрожающим видом приблизился к ним.
— Как тебя зовут? — спросила она с показной самоуверенностью.
— Герв, — прорычал он, нависая над ней, как скала.
В руках он держал наточенный недавно меч. Рейн едва не задохнулась от мерзкого запаха немытого тела и зловонного дыхания гиганта, но не отступила.
— Немедленно отпусти этих людей.
Гигант лишь ухмыльнулся в ответ:
— Еще чего?
— Я сказала тебе, Червь.
— Не Червь, а Герв, — поправил он ее ледяным тоном и приблизился еще на шаг, поигрывая мечом.
— Хорошо, Герв. Я хочу, чтобы ты освободил пленных и немедленно.
Он фыркнул и грубо оттолкнул ее.
— Отправляйся в шатер своего хозяина и грей ему постель. Сама-то ты чем лучше рабыни? Видно, хороша в постели, если не сидишь сейчас вместе с ними.
Рейн повернулась к Убби, ища у него защиты.
— Убби, скажи этому увальню, что я не рабыня. К ее огорчению, Убби виновато склонил голову и пробормотал:
— Ну, ты, похоже, заложница.
— Убби! Я думала, ты мне друг.
У него от изумления глаза стали круглыми. С чего это она вдруг решила? Они и встретились-то только вчера.
— Рабыня или заложница — не мое дело, — насмешливо заявил Герв и снова толкнул ее, теперь уже посильнее. — Смотри, как бы тебе не заработать по тощему заду.
— Ты не посмеешь.
— Я? Лучше уйди, а не то тебе достанется. Дуй в шатер или я привяжу тебя к другим пленникам, пока не вернется наш хозяин.
— Не трудись, — вызывающе заявила Рейн. — Я сама.
Она с гордостью продефилировала мимо него, села рядом с пленниками и скрутила себе веревкой лодыжки.
Герв открыл рот от изумления, демонстрируя недостаток зубов, а Убби тяжело вздохнул. Рейн гордилась своим поступком, который напомнил ей о том времени, когда она и ее товарищи-пацифисты привязывали себя к ограде Белого дома, протестуя против увеличения военных расходов.
— Полегче! Ты совсем полоумная?
Толстая женщина отодвинулась, насколько ей позволила веревка.
— Я врач и… — Ее внимание привлек желтоватый цвет кожи женщины, и она участливо спросила: — Давно ты болеешь? Может быть, я могу тебе помочь.
Рейн знала, что такой цвет кожи может быть при серьезных заболеваниях типа раковой опухоли или болезни печени, а может быть, и от недостатка витаминов, с которым легко справиться.
От ужаса у женщины глаза стали как плошки, и она с криком попыталась вскочить на ноги.
— Заберите меня от нее! Лекарка! О Господи, да она не иначе как ведьма! Помогите! Еще сглазит, чего доброго.
Прибежал Герв и стукнул ее по голове так, что она со стоном повалилась на землю.
Рейн попыталась было протестовать, но он ткнул ей в лицо грязным пальцем.
— Сиди тихо, женщина. Ты можешь любиться с хозяином, пока его петух не упадет замертво, но если ты не заткнешь пасть, я подвешу тебя над костром как ведьму, чтобы тебя зря не обвиняли.
Убби смотрел на нее широко открытыми от ужаса глазами.
— Хозяйка, иди назад в шатер. Хозяину это не понравится.
— Нет. Раз я пленница, пусть со мной обращаются как со всеми.
Убби поднял глаза к небу.
Около получаса Рейн просидела на холодной земле, замкнувшись в угрюмом молчании и то и дело вздрагивая под холодными порывами ветра. Даже в шерстяной тунике Селика, надетой поверх брюк и шелковой блузки, она начала всерьез замерзать.
Соскучившись, она стала разглядывать пленных и тяжело вздохнула, увидев молодого сакса, который, теряя сознание, привалился к сидевшей рядом женщине. Кровь медленно вытекала из глубокой рваной раны у него на плече.
— Убби, помоги этому человеку, — крикнула она в испуге. — Его надо лечить.
Убби делал вид, что не слышит ее, и не отрывал глаз от только что освежеванного кролика. Однако по его красному лицу она видела, что он прекрасно все слышал, но предпочитает не ввязываться.
— Герв, развяжи его и отнеси в больничный шатер.
Герв, наглый ублюдок, расплылся в безобразной улыбке и сплюнул на землю у самых ее ног.
Рейн закусила нижнюю губу, не в силах спокойно смотреть на истекающего кровью человека. Наконец она встала, все еще злясь на соседку, которая продолжала испуганно скулить.
— Что ж, если больше некому, придется мне самой. — Она развязала веревку и пошла за необходимыми медикаментами.
Убби прищелкнул языком от такого своеобразного отношения к рабской доле. Рейн свирепо посмотрела на него, и он опустил голову, но сначала покачал головой, тем самым выражая свое удивление.
Рейн распустила узлы на веревке, которой был связан молодой воин, почти мальчик, и повела его к шатру. Несмотря на протесты охранника, она очистила и зашила рану, оказавшуюся не такой уж страшной.
Зашивая четырехдюймовый разрез, она старалась успокоить раненого.
— Как тебя зовут?
— Эдвин.
— Ты откуда, Эдвин?
— Из Винчестера, — осторожно ответил он.
— Ты сражался за короля Ательстана?
Он неохотно кивнул, не зная, можно ли ей довериться.
— Почему ты не вернулся в Уэссекс с королем?
— Потому что я проклятый дурак, — проворчал он. — Я вернулся в лагерь за своей женщиной, а она не захотела никуда ехать в темноте. Темнота! Ха! Вот тебе и темнота!
— Я уверена, Селик вернется и все уладит.
— Ты женщина Изгоя? — спросил он, отстраняясь от нее.
— Нет. Я помогла ему спастись и…
— Ты помогла бежать этому зверю?
Рейн выпрямилась.
— Не называй Селика зверем. Мне это не нравится.
На губах мужчины появилась презрительная усмешка.
— Я знаю, что говорю, Эдвин. Он не больше похож на зверя, чем ты или любой другой мужчина.
