С того времени как Сорча покинула монастырь, она многое успела узнать.
– А на чем ты специализируешься?
Сорча надеялась, что здесь на кухне могут пригодиться ее травы. За время путешествия у нее сложилось не очень благоприятное впечатление о шотландской кухне.
– На чем специализируюсь? Надуваю волынку.
– А что это? Какое-то блюдо с колбаской?
Девушка расхохоталась:
– Можно и так сказать. – Она остановилась так резко, что Сорча, засмотревшаяся на очередную картину, едва не налетела на нее. – А ты уже этим занимался?
– Ты имеешь в виду, ел ли я колбаски? Разумеется, ел. И не раз.
– Гм… – Девушка внимательно осмотрела Сорчу и с подозрением в голосе спросила: – Кто тебя послал?
– Макмуртри, торговец лошадьми.
– Точно не констебль?
– Точно. – Констебль? Почему Ивлин решила, что ее послал констебль? – Это был Макмуртри. Я только что продал ему лошадей. Если точнее – лошадь и пони. – Сорча не удержалась и похвасталась: – И я получил больше, чем он собирался заплатить.
Взяв Сорчу за руку, Ивлин посмотрела на ее пальцы. Неожиданно на ее лице расцвела озорная улыбка, и она загнула Сорче пальцы так, чтобы получился кулак.
– Какая прелесть! Мадам не простит мне, если я не поделюсь с ней шуткой.
Сорча все больше и больше удивлялась.
– Какой еще шуткой?
Вернувшись к большой двустворчатой двери, Ивлин решительно постучала.
– Входите! – раздался грудной, хорошо поставленный голос.
Картинно распахнув двери, Ивлин жестом пригласила Сорчу войти.
Небольшая гостиная была выдержана в аквамариновых тонах и со вкусом обставлена мебелью, которая могла бы украсить любую комнату аристократки. Окна занавешены тяжелыми шторами, комнату освещают свечи. Их танцующий свет падал на лицо женщины огромного роста и невероятных габаритов. Она была облачена в свободное одеяние, падавшее красивыми складками, поверх одеяния – забрызганный красками фартук, лишь подчеркивавший ее габариты. Многочисленные подбородки шли от груди к лицу, так что шеи не было видно. Челюсти у нее были массивные, а рот напоминал крошечный красный бантик. Нос напоминал комок, а глаза… ее мудрые карие глаза заставили Сорчу вспомнить мать Бригитту.
Дама стояла перед мольбертом и держала в руке кисточку с алой краской. Едкий запах минерального растворителя смешивался с ароматом цветов.
На фоне задника из синего бархата стояла молодая женщина лет двадцати пяти, на которой не было ничего, кроме цветка за ухом и простыни, завязанной на бедре. Светлые волосы волной падали ей на спину, а руки тянулись вперед и вверх, словно пытались поймать какое-то невидимое сокровище.
У Сорчи от изумления отвисла челюсть. Она прекрасно знала, что бабушка напомнила бы ей о том, что принцессам не полагается быть обескураженными, но румянец разливался по ее щекам, и она никак не могла оторвать взгляда от этой невероятной сцены. Она даже моргнуть не могла!
– Это мадам Пиншон. – Ивлин закрыла за Сорчей дверь и прислонилась к створке. – Мадам, этот юнец, – она подмигнула огромной женщине, – постучал в заднюю дверь и попросил, чтобы ему дали поесть.
– Неужели?
У мадам было контральто. Судя по тому, что было изображено на холсте, ее кисти принадлежали и те картины, которые висели в коридоре. На полотне была изображена бледная нимфа, окруженная синими тенями деревьев. Она тянулась к серебряной луне.
Восхищение моментально прогнало неловкость, которую почувствовала было Сорча.
– Вы невероятно талантливы! – с восхищением промолвила Сорча. – Впрочем, не я первая вам это говорю.
– Тем не менее приятно получить комплимент.
Мадам протянула ей руку.
Сорча взяла протянутую руку и отметила короткие пальцы, широкую ладонь и плоские ногти, испачканные краской.
– Соль земли, – прошептала она еле слышно. Мадам рассмеялась – громко и искренне.
– Совершенно верно!
– У мадам самый острый слух во всей Шотландии, так что следи за тем, что будешь говорить, – посоветовала Ивлин.
Девушка с поднятыми руками подала голос со своего места:
– Она знает больше, чем любая из нас готова рассказать другим. Но она очень хорошо знает, что такое сдержанность.
– А вот ты, напротив, отнюдь не сдержанна в том, что касается моих тайн, – укоризненно заявила мадам. – Я предпочитаю, чтобы мои жертвы оставались в неведении.
– Жертвы?
Сорча попятилась, но мадам продолжала держать ее за руку.
– Это просто присказка. – Мадам отпустила ее. – Я никогда не причинила бы тебе зла.
Ее голос, фигура, манера держаться внушали доверие. Это, конечно же, не постоялый двор, решила Сорча, но никак не могла понять, куда же все-таки она попала.
Позировавшая девушка слегка пошевелилась.
– Мадам, пожалуйста, разрешите мне опустить руки.
– На сегодня мы закончили. – Мадам промыла кисти. Когда девушка пошла по комнате, она сказала: – Хелен, оденься. Ни к чему смущать нашего юного посетителя.
Хелен остановилась и, изумленно моргая, воззрилась на мадам:
– Вы считаете, что я смущаю этого юнца? Да любой мужчина с радостью заплатил бы… – Хелен присмотрелась к Сорче. Ее зеленые глаза широко открылись и наполнились изумлением. Она воскликнула: – Ой!
– Да уж. – Мадам вымыла руки в миске, стоявшей рядом с кистями. – Именно «ой».
Сорча оглядела себя. Может, она забыла что-то застегнуть? Тут она заметила, что Хелен переглядывается с Ивлин. Словно ведет с ней разговор без слов. Как это бывало иногда в монастыре.
– Садитесь, молодой человек. – Мадам тяжело опустилась в кресло и указала Сорче на кресло, стоявшее напротив. Когда Сорча села, мадам спросила: – Вы верите в искусство хиромантии, предсказание судьбы по ладони?
– Это чепуха, – твердо заявила Сорча, но тут же смутилась и добавила: – Но не скрою, очень хочется знать, что ждет меня в будущем.
– Тогда вам повезло. – Мадам подняла толстый палец вверх. – Я цыганка. То, что вижу я, не чепуха. И если вы мне позолотите ручку, смогу предсказать вам ваше будущее. У вас нет золотой монеты? Или хотя бы серебряной?
– Серебра у меня много. – Сорча снова стала хвастаться. – Я очень удачно продал двух лошадей, точнее, лошадь и пони.
Мадам замахала рукой, велев ей замолчать.
– Во-первых, ни одной живой душе не признавайся, что у тебя много серебра. Не подвергай себя опасности. Во-вторых, чтобы предсказать судьбу по ладони, мне нужна одна мелкая монета.
Сильно смутившись, Сорча покопалась в тяжелом кошельке, достала мелкую монету и вручила мадам.
– Вы напоминаете мне мать Бригитту.
– Мать Бригитту? – Мадам положила монету на полированный столик рядом с собой. – Мать-настоятельницу монастыря на Монмуте?
