Собравшись с духом, Амалия громко, чтобы слышали все, произнесла:
— Жюльен, ты сегодня рано поднялся.
— Я.плохо спал, — ответил он заученно. Слова были тщательно подобраны, как в дипломатической ноте.
— Вот как? Возможно, стоит бывать больше на воздухе, ездить верхом, например? Такие прогулки помогают легче засыпать ночью.
— В твоем обществе?
Благодарность за то, что он понял ее, уничтожила всякую тень сомнения в ее темных глазах, а игривый, как ей показалось, ответ даже позабавил.
— Почему нет, если ты хочешь, — ответила Амалия ему в тон.
— Сегодня? — В голосе Жюльена послышалось удивление.
— Я уверена, что сумею выкроить время.
— Мне жаль разочаровывать тебя, дорогая, но сегодня с утра я собирался проследить за переоборудованием «Зефира».
«Зефиром» называлось переделанное из баржи прогулочное судно Жюльена. Амалия опустила глаза в тарелку, продолжая машинально катать по скатерти шарики из мякиша булки.
— Понимаю, — сказала она тихо.
— А вот Роберт спал так крепко, — заметил Жюльен, не глядя на брата, — что проспал свой обычный утренний объезд плантации. Я уверен, что он захочет составить тебе компанию.
— С превеликим удовольствием! — откликнулся Роберт тотчас.
Амалия искоса взглянула на родственника, но, заметив суровый взгляд Мами, брошенный на сына, поникшим голосом ответила:
— Возможно, в другой раз. Я… я только что вспомнила, что собиралась заставить женщин раскроить и сшить работникам новые рубашки. Многие поизносились.
— Твое чувство долга достойно восхищения, — усмехнулся Жюльен, откидываясь на спинку стула и отодвигая тарелку с нетронутой едой. — Как мне повезло с такой прилежной женой!
— И такой понимающей, — добавила Мами не без ехидства. Жюльен не обратил внимания на слова матери, однако его ирония задела Амалию.
— Просто я стараюсь делать все как можно лучше, — растерялась она.
— Успокойся! Ты делаешь все прекрасно… — начал Жюльен, но его слова заглушил шум отодвигаемого стула. Роберт вскочил из-за стола, бросил смятую салфетку и выбежал из столовой. Мами подскочила на стуле и, бормоча маловразумительные извинения, поторопилась за ним. Жюльен нахмурился, глядя им в след, а затем, тяжело вздохнув, запустил руку себе в волосы и уставился на пустую скатерть перед собой.
— Прошу извинить меня, ma chere, за неважное настроение, — сказал он глухим голосом, не подымая глаза от скатерти. — Не ты тому причиной, а сорвался я на тебе. Извини!
Прошла почти минута, прежде чем Амалия смогла ответить.
— Не имеет значения, Жюльен.
— Нет, имеет! — возразил он с несвойственным ему жаром, глядя ей прямо в глаза. — Я не хочу, чтобы ты возненавидела меня.
— Я и не смогу, — сказала она просто, сознавая, что это — истинная правда.
— Наверное, было бы лучше, если бы ты смогла! — Он резко встал из-за стола и направился к двери из столовой.
— Жюльен! — Амалия попыталась остановить его, но он ушел.
Неизвестно, как долго просидела Амалия в задумчивости с чашкой остывшего кофе в руке. Вернул ее к действительности все тот же постреленок Айза. Подойдя сбоку, он вежливо поклонился, потом взял из рук Амалии чашку и отнес ее на комод, где сполоснул водой и наполнил свежим ароматным напитком. Она с благодарностью выпила поданный Айзой кофе, но от булочек с ветчиной отказалась. Встав из-за стола, Амалия направилась во двор.
День выдался напряженным и тянулся неимоверно долго. Амалия старалась работой заглушить воспоминания о сказочной ночи, которая стала прошлым, и мечты о тех, что грядут. Она заставила женщин заняться шитьем летней одежды.
Ежегодно каждому работнику выдавалось два комплекта одежды — один для зимы, один для лета. Поскольку на плантации трудились семьдесят пять человек, то обшить всех — дело не из легких. Когда конвейер был налажен и работа закипела, Амалия заглянула в лазарет, а потом вернулась в дом и занялась весенней уборкой.
Хотя по календарю лето еще не наступило, солнце в этих широтах припекало все сильнее. Вряд ли до осени кому-нибудь понадобятся камины, поэтому следовало очистить их от золы и тщательно вымести. Стоило уже сейчас начать выколачивать ковры, прежде чем их пересыплют табаком от моли и отнесут на чердак. Стены и потолки нужно было тщательно вымыть, мебель и деревянные детали интерьера почистить и подполировать, а также не забыть смахнуть пыль с картин, бронзы, книг и позолоты. Кроме того, предстояло вымыть окна и зеркала и протереть их до блеска, промыть порошком для чистки серебра мраморные столешницы и освежить уксусом и мыльным раствором бронзовые покрытия.
И было бы странно, если бы среди всей этой хозяйственной кутерьмы не появились неожиданные гости. Из подъехавшей к дому кареты вышли три женщины. Две из них, мадам Лулу Одри и мадам Мари Одри, слыли светскими дамами и старинными приятельницами мадам Деклуе. Они, как и Мами, давно овдовели. Сопровождала дам внучка одной из них — мадемуазель Луиза Калло — вечно хихикающая девица, ровесница Хлои.
На вдовствующих сестрах шуршали черные платья, от которых их лица, и без того лишенные красок, казались невероятно бледными, а глаза напоминали кусочки обсидиана. Луиза, девушка себе на уме, изображала скромницу, поэтому в ее наряде преобладали белые тона. Разместившись в холле, старшая из дам объявила, что они захватили с собой дорогую Луизу, чтобы дать ей возможность побыть немного среди молодежи. Ее родители путешествовали по Алабаме, но скоро должны вернуться и забрать свою дочь. Тогда они обязательно посетят дорогих Софи и Жюльена, совместив приятное с полезным. Под полезным подразумевалось, что мсье Калло торговал сахарным тростником и хлопком. Кроме того, его фирма вот уже несколько лет занималась продажей сахара, производимого здесь, на плантации «Дивная роща». Благодаря каким-то дальним родственным связям, семьи прекрасно ладили и часто навещали друг друга в зимнее время, когда жили в Новом Орлеане.
Интеллектуальную часть встречи, то есть светскую беседу; приняли на себя мадам Деклуе и Хлоя, поскольку они подходили гостям по возрасту. Дамы разрабатывали классический репертуар: кто из близких и знакомых болен, кто стоит на пороге вечности, а кто уже миновал врата. Репертуар Луизы был современнее, но тоже не отличался оригинальностью, ибо речь шла о, баталиях на паркете танцевальных залов: кто пригласил, кому отказала, кто в чем ходит — да разве все упомнишь. Амалия не обижалась, что светская беседа протекала без нее. Хотя совсем без дела Амалию не оставили, на ее долю выпало заказать пирожные и прохладительные напитки, обязательное для такого случая угощение, и, конечно, присутствовать в холле до конца встречи. Пока гостьи и хозяева переливали из пустого в порожнее, она, чтобы не терять времени даром, заштопала расшитую узорами скатерть. Наконец дамы откланялись.
