Выражение глаз Раху и его искаженные бешенством черты лица были так страшны, что Гастингс в ужасе отступил назад. Заметив это, Раху тотчас же сделался спокойным.
— Вашей милости не следует меня бояться… Моя ненависть относится не к вам… Но слушайте далее… Однажды мимо нас ехал всадник в сопровождении двух слуг. Он был богат, молод и весел. К чему ему было жить? Мои люди жадно бросились на добычу, я же осмотрел его карманы и нашел эти бумаги. При нем был и второй паспорт, в котором он значился путешествующим торговым комиссионером, но из письма, также оказавшегося при нем, я узнал, что он кавалер д’Обри, конечно, если и это имя не было подложным.
— Кавалер д’Обри? — воскликнул Гастингс. — Адъютант губернатора Пондишери!
— А! Значит, я не ошибся! Когда я увидел эти бумаги, — продолжал Раху, — у меня мелькнула мысль, что судьба посылает мне возможность отомстить людям, виновным в моих несчастьях. Я привез вашей милости важные документы и отдал вам их, не задумываясь. Жизнью своею я не дорожу. Вы можете приказать судить меня и казнить… Можете снова выгнать меня в лес. Но я доверяю вам и знаю, что вы этого не сделаете. Вы слишком горды, слишком великодушны и не захотите губить человека, судьба которого зависит исключительно от вас. Я знаю, что вы замечательно умны и смотрите на Нункомара как на врага своего. Вы можете даровать и сохранить мне новую жизнь, жизнь, посвященную только мщению, мщению Нункомару и той жестокой, безжалостной касте, во главе которой он стоит. Если вы признаете подпись на паспорте своею, если оставите мне имя Гарри Синдгэма, то приобретете себе такого слугу, который не оставит не исполненным ни одного вашего приказания, даже если вы заставите его сорвать с престола Великого Могола в Дели и задушить… Решайте, я в ваших руках.
Гастингс долго и пытливо смотрел на молодого человека.
— Я верю вам, — сказал он наконец, — и уже ради всего того, что вам пришлось вынести, не стану судить за то, что вы делали. Я согласен признать подпись в паспорте за свою. Гарри Синдгэм, вы английский офицер, которого я назначаю для личных поручений.
В глазах Раху сверкнули молнии ненависти и мщения, но в то же время в них засиял и луч невыразимой признательности. Эти жгучие, мрачные глаза впервые после долгого времени наполнились слезами. Он наклонился и поцеловал руку губернатора.
— Мою признательность, — сказал он дрожащим голосом, — я докажу на деле.
— К этому вам представится достаточно случаев, но при одном условии, которое я вам ставлю, условие это — беспрекословное повиновение. Отныне вы будете моим орудием… Обещаю вам, что вы найдете возможность отомстить тому, кого ненавидите. Но вы должны затаить свое личное мщение, вы должны ждать, научиться притворяться и делать только то, что я поручу вам, слышите ли? Только то, что я поручу вам, и ничего другого!.. Если вы когда-нибудь вздумаете ослушаться моих приказаний или испортите мои планы своевольным поступком, я уничтожу вас безо всякой пощады и жалости.
— Принимаю ваше условие! — ответил Раху. — Благодеяние, оказываемое мне вашей милостью, заслуживает не только полной преданности, но и жертвы всеми силами, помыслами и волей… Я буду мечом, которым вы управляете, где и когда бы то ни было, стрелой, которой вы выстрелите из лука куда вам вздумается, покорным орудием, которое останется в бездействии до тех пор, пока его не направит рука господина.
И, чтобы доказать, что он умеет владеть собой и своими чувствами, тотчас же заменил мрачное, угрожающее выражение своего лица спокойным и веселым, вполне подходившим к мундиру и роли, которую ему приходилось здесь играть.
— Я вижу, что вы меня понимаете, — сказал Гастингс, ласково улыбаясь.
Он ударил в небольшой тамтам и приказал вошедшему камердинеру:
— Капитан Гарри Синдгэм с сегодняшнего дня поступает на службу ко мне лично… Пусть ему приготовят помещение в моем доме. Отдохните, мистер Синдгэм. Мне нужно отправиться на заседание. После я представлю вас баронессе Имгоф, моей будущей супруге, и сэру Вильяму Бервику, вашему товарищу, который до сих пор один исправлял при мне должность ординарца.
Раху поклонился, почтительно и спокойно улыбаясь, с таким достоинством, на какое способен только английский джентльмен и офицер, действительно прибывший из Лондона. Затем он последовал за камердинером.
Уоррен Гастингс остался один.
«Этот лицемер Нункомар опаснее, нежели я полагал, — подумал он. — Не только против меня лично замышляет он заговор, но и против всего могущества Англии. Но теперь он в моих руках, я постараюсь его обезвредить». Он вошел в приемную, где чиновники и слуги ждали его приказаний.
— Пусть приведут в зал заседания визиря Риза-хана и Шитаб-Роя, — приказал он, — а затем немедленно отправьте вестового к магарадже Нункомару, и чтобы он немедленно явился ко мне.
Слуги бросились исполнять приказания, а губернатор прошел через целый ряд покоев в зал заседаний, где его ожидал совет в полном составе. Уоррен Гастингс поклонился членам суда приветливо, но сдержанно. Только мистеру Барвелю он протянул руку и, заняв место председателя на золоченом кресле, усадил его около себя справа. Спокойно, как будто не произошло ничего особенного, Уоррен Гастингс просмотрел несколько лежавших перед ним документов, пока остальные, разговаривая шепотом, с сильнейшим напряжением ожидали начала этого необычайного заседания.
Некоторое время спустя из коридора раздалось бряцанье оружия. Створчатые двери широко распахнулись, вошел полковник Чампион в полной парадной форме, с саблей наголо, а за ним оба магометанских сановника. Риза-хан был бледен, но спокоен и держал себя с достоинством. Лицо Шитаб-Роя было красно, глаза сверкали гневом.
Уоррен Гастингс поднялся и приветствовал узников низким поклоном. Все члены суда последовали его примеру. Риза-хан ответил на поклон членов суда. Шитаб-Рой проворчал что-то и отвернулся. Полковник Чампион провел обоих к приготовленным креслам, а затем занял свое место за столом судей.
Уоррен Гастингс заговорил:
— С величайшим прискорбием я был вынужден исполнить приказание господ директоров компании и лишить свободы вас, благородный визирь, а также и вас, храбрый генерал, но от души желаю и надеюсь, что ненадолго.
— И за что? — спросил Риза-хан, в то время как Шитаб-Рой нервно вертел в руках шпагу.
— На вас сделан донос. На вас, Магомет Риза-хан, за то, что вы делали распоряжения по управлению, служившие в ущерб компании, а на вас, Шитаб-Рой, что вы терпели эти распоряжения и поощряли их, когда должны были им воспротивиться.
