стояла у кровати, уже переодетая в сорочку и держалась за живот.
— Ваша Светлость,— поклонился доктор,— вам лучше лечь. Мне необходимо вас осмотреть.
— Вода готова, доктор,— сказала Агнесса,— я могу вам чем-то помочь?
— Помогать надо не мне, а вашей хозяйке,— доктор оголил руки и подставил их над бадьей, а Марта лила чистую воду, омывая их.
Диана нервничала, иногда поглядывая на толстые портьеры, не понимая, зачем надо было устраивать этот мрак. Хотелось света, а от темноты становилось дурно.
Еще дурнее становилось тогда, когда приходила новая схватка. И каждая новая была сильнее предыдущей. Диану уложили в постель, а Реджина сидела рядом и стирала с ее лба пот. Когда схватка уходила, то Диана падала на подушки и тяжело дышала. Казалось, что еще чуть-чуть и смерть придет за ней.
— Как же тяжело, Реджина,— прошептала она сухими губами,— наверно, это мой последний ребенок. Вряд ли я решусь на такое снова.
Реджина лишь улыбалась и прикладывала платок ко лбу герцогини:
— Все так говорят, Ваша Светлость, а потом рожают еще пятерых.
— А то и десятерых,— поддакнула Марта и передала новый платок.
Как только схватка уходила, расслабляя Диану, она рукой касалась живота, проверяя на месте ли он и все ли хорошо с ребенком. Она сама испытывала такие муки, что представить было сложно, что испытывал внутри нее малыш.
Через шесть часов мучений, Диана хваталась за веревку, стоя на коленях на кровати и рычала, стиснув зубы. Боль была нестерпимая, к тому же, между новыми схватками проходило мало времени- она не успевала отдышаться. Но как только это случалось, то Диана ложилась на кровать, ожидая новую волну. И когда та приходила, она сжимала простыни в руках, и стиснув зубы, продолжала стонать. Сил уже не оставалось, но они нужны были для того, чтобы пройти последний этап- само рождение.
— Ребенок показался!— Произнесла Марта и освободила свое место для доктора Москатти.
Ее слова стали для Дианы волнительными, она затаила дыхание в ожидании еще одной потуги, которая освобождала ее от мучений. Скоро все закончится. Скоро она познакомится со своим ребенком.
— Тужьтесь, Ваша Светлость,— буквально приказал доктор,— нельзя прекращать. Тужьтесь.
Но Диана поняла, что больше не чувствует ни схваток, ни потуг. Стиснув зубы, она зарычала, выдавливая из себя ребенка, пытаясь ему помочь и слыша только одно слово «тужься». Это повторяла она сама и это говорили все, кто сейчас находился здесь.
— Не могу,— задыхаясь произнесла она,— я больше не могу…
Все то время, пока Диана боролась с сильными болями, герцог боролся со своими страхами. Он, сложив руки за спину, ходил в большом зале от окна до дальней стены. Дважды ходил в часовню, вставал на колени и молился. Один раз поднимался к покоям Дианы, желая открыть дверь и зайти внутрь, но слыша ее крик, отходил прочь. Его сердце стучало быстро и время не помогало. Оно нервировало, и чем больше проходило времени, тем сильнее нарастала тревога.
Маурицио поддерживал его, рассказывая о рождении своих детей:
— Сила женщины в том, чтобы рожать детей. Они с этим справляются легко.
Но герцог прекрасно знал, что роды - самый сложный этап в жизни тех самых женщин. Смерть могла забрать их в любой момент. За все время, которое тянулось крайне медленно, он еще раз убедился, что отдал бы все: деньги, титул, даже готов был вовсе лишиться наследников, только лишь бы Диана осталась жива.
На такой мысли его прервал зашедший доктор Москатти. По его понурому виду, можно было прочитать, что кто-то умер. Стены поплыли перед глазами герцога, он не желал слышать слова о смерти своей жены… Он не перенесет это…
— Все кончено,— тихо прошептал доктор,— ваш сын мертв.
Стефано облегченно выдохнул, а сердце предательски заныло…
Глава 57.1
Стефано молниеносно поднялся на второй этаж замка и быстрым шагом прошел к покоям Дианы. За ним еле поспевал доктор Москатти, он позади что-то говорил о том, что такое бывает… Но герцог его не слышал. В голове была лишь одна мысль- его Диана жива, а остальное они вместе переживут.
Распахнув двери, Стефано влетел к Диане и перед ним возникла тяжёлая картина: темнота окутала эти покои и гнетущая обстановка заставила сердце сжаться. Кто-то всхлипывал, нарушая тишину. Когда глаза герцога привыкли к темноте, он уже был возле кровати и встретился с усталым взглядом своей жены. По ее лицу стекали слезы, оставляя мокрые дорожки. Крупные капли скатывались по щекам и падали прямо на сверток в ее руках, который она прижимала к себе. Ее трясло, Стефано это видел, било сильной дрожью, и он попытался забрать ребенка себе, но понял, что она держит его крепко.
— Он умер,— дрогнул ее голос.
А герцог оглянулся к остальным, которые находились в покоях, и спокойно произнес:
— Оставьте нас.
После этого он тут же посмотрел на Диану, пальцем стер слезу с ее бледного лица. А она продолжила монотонно говорить:
— Это был мальчик. Проклятье забрало у меня моего малыша.
— Такова его судьба, Диана,— твердо ответил он,— мы не в праве что-либо изменить. На все воля Господа.
Она мотнула головой, не желая в это верить, и прижала ребенка к себе еще сильнее.
— Он не должен был умереть,— новый поток слез стал застилать ей глаза, Диана наконец ослабила руки,— посмотри, какой он красивый. Наш сын, Стефано. Это наш сын,— слова давались тяжело, дыхание перехватывало и приходилось останавливаться, чтобы выговорить следующие,— возьми… его.
Маленькое тельце, закутанное в белую простынь, теперь оказалось в сильных руках герцога. Но эта ноша была тяжелее любого меча, который он поднимал во время битв.
Его сын, которого он приказал казнить, будет сниться в самых страшных снах. Любой новорожденный младенец обычно кричит, а его сын тихо лежит с закрытыми глазами и лишь мать всхлипывает и вытирает слезы.
— Мы похороним его с
