– Очень понравилось. Служанка моей тети великолепно готовит чай. А Куинси обожает ее сандвичи с ветчиной, правда, дорогой? – Он нежно улыбнулся проклятому меховому шарику, прочно оккупировавшему ногу Сомертона.
Граф наполнил легкие воздухом, так что едва не отлетели пуговицы на жилете, устремил на юного секретаря самый грозный взгляд из своего арсенала – какое все же у этого юноши тонкое лицо, спокойные карие глаза, интересно, почему они так влекут его? – и зарычал:
– Надеюсь, в будущем вы окажете мне любезность, мистер Маркем, и будете заранее информировать меня о своих планах, когда вознамеритесь, словно дама, ведущая праздный образ жизни, посвятить полдня безделью. У меня было несколько заданий, которые следовало выполнить срочно.
– Да? Забавно. Прошло уже несколько месяцев, и вы даже не заметили, что я каждую неделю по субботам навещаю свою тетушку и, значит, отсутствую полдня. – Он опустил голову, уставился в стол и тихо добавил: – Она – единственный оставшийся в живых член моей семьи.
– Вам не нужна семья, – заявил Сомертон. – У вас есть работа.
– Такова ваша позиция. – Маркем пожал узкими плечами. – Но для меня ее компания предпочтительнее вашей.
– Ваши предпочтения никого не интересуют. Вы должны в первую очередь быть преданы мне и этому дому. За это я вам щедро плачу.
– Преданность не продается и не покупается, лорд Сомертон.
Сомертон громко засмеялся.
– Как же вы наивны, мистер Маркем! Уверяю вас, преданность можно купить. Я делал это неоднократно.
– Простите, сэр, но это не совсем так. Вы правите с помощью подкупа и страха. Преданность, которую вы требуете и уверены, что купили ее, – это преданность не лично вам, а вашим деньгам. Возможно, у того или иного человека просто нет другого выхода, и он вынужден хранить вам преданность, повинуясь инстинкту самосохранения.
Граф стиснул ручку так сильно, что побелели пальцы, и холодно изрек:
– Какая разница, если результат тот же самый?
– Разница огромная. Если вдруг вы лишитесь денег или возможности вселять страх, вас тотчас предадут.
Влажный язычок проклятой дворняги принялся ритмично лизать лодыжку графа. Он хотел отшвырнуть ее, дать понять, что он, высокородный граф Сомертон, не нуждается в привязанности – ни человека, ни собаки. Но продолжал сидеть неподвижно, чувствуя тепло собачьего тельца и влагу маленького язычка.
– Тогда будем надеяться, мистер Маркем, – сказал он очень тихо, опасаясь, что голос дрогнет, – что я никогда не лишусь ни того, ни другого.
Маркем взял ручку, обмакнул ее в чернила и приготовился писать.
– Наверное, это было дерзко с моей стороны, – сказал он.
Сомертон прочистил горло. Какого дьявола он ведет пустые разговоры с несносным мальчишкой?
– Я предпочитаю не обращать внимания на вашу дерзость, тем более сейчас, когда у меня есть для вас весьма деликатное задание.
– Что я должен сделать, ваша милость? – Маркем поднял голову.
– Я хочу, чтобы вы обыскали спальню моей жены и нашли доказательства ее связи с лордом Пенхэллоу.
– Что? – удивилась Луиза.
– Подробности не имеют значения. Подозрения зародились у меня уже очень давно, и сегодня утром я получил сообщение, которое их подтвердило. – Граф опустил руку в карман и нащупал сложенный листок бумаги.
– Вы сошли с ума! Леди Сомертон ни в чем не виновата!
При словах «не виновата» Сомертон вынул руку из кармана и изо всех сил грохнул кулаком по столешнице из благородного красного дерева – листок все еще был зажат в кулаке.
– Неправда!
– Могу поспорить на что угодно.
– И проиграете.
Маркем аккуратно положил ручку. За окном уже сгустилась ночь, и тяжелые зеленые шторы давно были раздвинуты. В камине весело потрескивали угли, но в комнате было прохладно, и Маркем никак не мог согреться – кончик его носа оставался красным. Но глаза были, как всегда, большими, теплыми и лучились состраданием.
– Сэр, ваша ревность является совершенно необоснованной.
– Она имеет под собой вполне весомые основания.
– Она только уничтожит остатки счастья – ее и вашего. Почему бы вам просто не поговорить с ней? Достаточно обычного любящего жеста…
Кулак снова с грохотом опустился на столешницу.
– Вы забываетесь, Маркем!
– Только потому, что мне больно видеть вас несчастным.
В комнате стало тихо и пусто. Не осталось даже воздуха, чтобы дышать. Графу хотелось сорвать галстук и вышвырнуть его в окно, возможно, даже выброситься туда самому – ведь там есть воздух, которым можно наполнить легкие. Неужели ему не дадут хотя бы немного воздуха?
Он вскочил и вцепился руками в край стола. Удивленный Куинси с визгом отпрыгнул в сторону. Сомертон открыл рот и, к немалому облегчению, почувствовал, что снова может дышать.
– Мы уклонились от темы, мистер Маркем. Вот что получается, когда подчиненным даешь свободу.
– Но я не могу безучастно смотреть, как вы…
– Можете, мистер Маркем. Ваша обязанность – и я вам за это хорошо плачу – выполнять мои приказы, не обсуждая их. Сейчас я вам приказываю обыскать комнату моей жены. Вы должны найти доказательства ее преступной связи с лордом Роналдом Пенхэллоу, братом герцога Уоллингфорда, внуком герцога Олимпии, дьявол их всех побери. А ваше мнение по этому поводу держите при себе. Вам ясно?
Маркем тоже встал и устремил на своего работодателя взгляд, полный открытого вызова.
– Сэр, я не могу согласиться на такое откровенное нарушение…
– Тогда я вас уволю, Маркем. Немедленно. Выброшу на улицу без выходного пособия и рекомендаций. – Его голос был внушительным, но тихим. Он больше не кричал. Самоконтроль – непременное качество успешного лидера.
– Сэр… – Маркем выглядел потрясенным.
– Надеюсь, в доме вашей старой тетушки в Баттерси найдется свободная комната? – Нельзя не отметить, что это был удачный ход.
При упоминании о тетушке Маркем нахмурился. Он казался очень одиноким, уязвимым, беззащитным. Узкие плечи немного ссутулились, а пальцы так сильно вжались в стол, что их кончики побелели.
Все эти детали Сомертон отметил с небывалой гордостью. Похоже, до мальчишки, наконец, дошло, кто тут главный.
– Итак, мистер Маркем, выбор за вами. Потом не говорите, что я вас принудил.
На лице Маркема никогда не было деревенского румянца, но теперь он казался бледным как бумага.
– Я сделаю это, сэр, но лишь для того, чтобы очистить имя ее светлости от подозрений, – тихо сказал он. – Я докажу, что вы ошибаетесь. Но вы должны обещать, что если я ничего не найду, вопрос будет закрыт навсегда.
