— Ну ладно, Коннолл, чего вы все-таки добиваетесь? — шепотом спросила она.
— Ровным счетом ничего. Я хочу быть с вами, и я понял, что именно вы ищете в джентльменах. Я стал таким.
— Вроде бы таким.
— Да, вроде бы таким.
— Мне нужно поправить перчатки. Подержите минутку мой ридикюль, пожалуйста.
Без слов, едва вскинув бровь, он принял шнурки из ее пальцев, чтобы подержать маленькую синюю сумочку. По крайней мере, она гармонировала с его сюртуком. Повозившись довольно долго с перчатками, она бросила на него раздраженный взгляд и протянула руку.
— Я думаю, что ни один джентльмен не станет требовать внимания к себе. Когда я приветствую своих подруг, я не люблю, когда меня перебивают.
Так вот к чему она стремится сегодня вечером.
— Мне отпущено место в вашей танцевальной карте?
— Что, если я скажу «нет»?
Коннолл сдержал свой порыв сжать Джилли в объятиях и целовать ее до тех пор, пока у нее не возобладал бы разум или, наоборот, она совершенно потеряла бы рассудок. Терпение! Он умеет ждать. Именно это помогло ему приобрести некоторые из наиболее ценных картин и античных скульптур, этим же способом он завоюет и Эванджелину Манроу.
Коннолл пожал плечами:
— Если вы скажете «нет», мы не будем танцевать.
— Ага! Именно этого вы хотите, не так ли, чтобы не быть обязанным рассказать мне о вашем пребывании во Франции?
— Если я был во Франции, — подчеркнул он. — Но я вовсе не стою в оппозиции к вам, Эванджелина. Если вы хотите танцевать, мы будем танцевать. Если не хотите, мы не будем.
— И вы оставите моих родителей и меня здесь?
— Я провожу вас домой в любом случае. Это дело чести. И этим не шутят.
Судя по взгляду, которым она его одарила, он высказался слишком пафосно. Но с учетом того, как они познакомились, он хотел, чтобы она поняла, что он действительно благородный человек. Человек, у которого нет привычки, болтаться пьяным по утрам.
— Очень хорошо, — медленно сказала Эванджелина. — Я приношу извинения за то, что подумала, будто вы способны совершать неподобающие поступки.
Раньше он ухватился бы за эти ее извинения, чтобы доказать, что она отнюдь не непогрешима. Сейчас же лишь улыбнулся и остановился вместе с ее родителями, чтобы поприветствовать лорда и леди Хаулетт. Пожав руку Хаулетту, он вздохнул. Взгляды, которые бросала на него Джилли, не шли ни в какое сравнение с теми, которые он начинал ощущать сейчас. Огни светились в каждом окне, и даже в этот ранний час собралось уже не менее двухсот гостей. Чудесно!
Все это ради благого дела, во всяком случае, он так надеялся. Если Эванджелина действительно хотела лорда Дэпни или Редмонда, то он не хотел участвовать в этом прискорбном деле. То, что он видел под личиной ее очень упрямой внешности — юмор, остроумие, страсть, — позволяло ему верить, что одна ночь, когда он вырядится под щеголя, будет оправданна, если поможет ему найти способ подтолкнуть ее к тому, чтобы она сохранила эти очаровательные качества навсегда.
— О Господи, здесь так жарко! — сказала Джилли, обмахивая лицо ладонью.
— Принести вам лимонада? — спросил он, задавая себе вопрос, следует ли ему пригнуть плечи, чтобы выглядеть покорным.
— Это значит, что вы оставите меня в одиночестве, — отреагировала Эванджелина.
— Прошу прощения! Вы лишь готовите почву, так сказать, для того, чтобы отделаться от меня чуть позже более эффективным способом. — Он кивнул, начиная находить ее маленькие колкости и испытания забавными. — Очевидно, мне еще предстоит многое узнать.
— Я ничего не готовлю. Если я упомянула о жаре, это не означает, что я пытаюсь от вас отделаться.
— В таком случае я снова приношу свои извинения, — сказал он, одарив ее улыбкой. Он понял, что она изо всех сил пытается затеять с ним бой. — Я не хотел бы вас расстроить.
— Почему? Раньше вас это не остановило бы.
— Потому что я узнал, что вы не хотите мужчину, который причинит боль — мог бы причинить боль — вашей чувствительности.
Эванджелина даже не нашла что ответить. Хорошо! Раньше, чем она смогла что-то придумать, ее окружила стайка ее подруг в красочных нарядах. Должно быть, это было сигналом удалиться и принести лимонад.
Но раньше, чем это исполнить, у него возникло желание сделать глоток чего-то более крепкого. Он подал знак проходящему мимо лакею, после чего прислонился к ближайшей стенке, наблюдая за происходящими событиями.
— Послушай, — раздался знакомый голос слева от него. — Я едва узнал тебя, Конн.
Коннолл выпрямился, подал руку.
— Фрэнсис. Я сам себя едва узнал.
— Ты должен назвать мне имя твоего портного, — с восхищением сказал этот невысокого роста мужчина. — Я никогда не видел более потрясающего ансамбля.
Эти слова произнес человек, который пытался ввести моду на розовые галстуки.
— Я пришлю тебе его визитную карточку, — пообещал Коннолл. Честно говоря, этот сюртук и жилет были самыми дорогими предметами одежды, которыми он располагал, и появились они после того, как он дал портному менее сорока восьми часов на их изготовление.
— Я видел, ты прибыл с мисс Манроу? — продолжал Хеннинг.
— Верно. — Коннолл внезапно заметил смущение на лице друга. — А что?
— Да нет, ничего. Конечно же, ничего.
— Фрэнсис, сэкономь наше время и энергию и выкладывай, что ты знаешь.
Хеннинг нахмурился:
— Ладно. Сегодня я был на завтраке с Дэпни и его дружками. И он… гм… упомянул о том, что сделает предложение мисс Манроу к концу этого месяца. Похоже, у него есть определенная уверенность, что она это предложение примет.
Вероятно, примет, если Коннолл не сможет убедить ее в том, на какую жалкую жизнь она себя обрекает.
— Нет причин для беспокойства, Фрэнсис. Мои глаза открыты.
Фрэнсис пошевелил плечами.
— Ну, тогда хорошо. Потому что я…
— Спасибо, что сказал. Его приятель улыбнулся:
— Спасибо, что не убил посыльного.
В этот момент Джилли взглянула в их сторону и приподняла бровь.
— Извини меня, — сказал Коннолл, передавая Фрэнсису стакан с портвейном, — меня зовут.
— Тебя… о… Да, конечно.
Фрэнсис был не единственным, кто удивился, что Коннолл с такой готовностью откликнулся на зов. Больше беспокоило то, что Коннолл мог увидеть в ней присущую виконтессе манерность, когда он превратился в одного из пустоголовых воздыхателей. Если Джилли не извлечет урока или, по крайней мере, не поймет смысл преподанного сегодня урока, он вынужден будет признать, что проиграл дело. А это чертовски печально.
