Тайкир пересел на стул Идит, когда она напряженной походкой спустилась в зал за детьми под взглядами высокородных гостей. Эйрик уже обработал своих слуг и вассалов касательно уважения к своей жене. Однако повлиять на гостей не мог и отметил, какими пренебрежительными взглядами они провожали ее, не скрывая своего неодобрения. Женщины хихикали в руку, когда она проходила; мужчины надменно разглядывали ее.
Глаза Эйрика сердито сузились. Он поклялся, что кое-кому придется заплатить по счетам, когда закончится свадебный пир.
— Итак, брат мой, — протянул Тайкир, — теперь, поговорив с Идит, я лучше понимаю, почему ты изменил свое мнение насчет брака. Ты счастлив?
В ответ на явно одобрительный тон Тайкира Эйрик скептически поднял брови.
— Ты заметил, как она покачивала бедрами, когда шла перед нами сегодня утром через двери церкви?
— Покачивала! Твой разум, должно быть, затуманен медом. Эта женщина никогда не покачивала бедрами, ни разу в жизни. К тому же у нее и нет бедер, о которых стоило бы говорить.
— А ее губы! Клянусь всеми богами! Их приятно будет целовать!
— Наш отец случайно не ронял тебя головой, когда ты был в младенческом возрасте?
— О! Может, я и ошибся.
Эйрик заметил озорные искры, сверкнувшие в глазах брата.
— Что у тебя на уме?
— У меня? Ты ранишь меня, братец, своим недоверием.
— Ха! Я с радостью ранил бы тебя в голову, если бы знал, что это сможет тебя наконец образумить. Какого дьявола! Где ты шатался все эти годы?
Тайкир пожал плечами:
— Тут и там.
— Я беспокоился, бестолочь, особенно после того как встретился в прошлом месяце с Селиком в Йорке. Он и Раин рассказали мне, что ты совершал вместе с Анлафом набеги на срединные графства. Неужели не можешь сидеть у себя дома в Норвегии, где тебе и место?
— Дома? У меня нет дома. — Лицо Тайкира стало мрачным.
— Тайкир, я много раз говорил тебе, что Равеншир твой дом, если ты не хочешь жить в Норвегии, однако…
Тайкир движением руки прервал его и, вернув своему голосу легкомысленный тон, сказал:
— Известно ли тебе, что Раин снова беременна? Адское пламя! Селик бродит с блаженной улыбкой. Можно подумать, что это он придумал способ, как делать детей.
Эйрик усмехнулся. Друг их семьи Селик присматривал за ними после смерти отца, когда они были мальчишками. Позже он женился на их сводной сестре.
— Они рожают детей как кролики, — проворчал Тайкир. — Пятеро собственных, включая еще одного на подходе, да еще дюжины сирот.
— Да, шум в их приюте таков, что кровь потечет из ушей, но надо отдать им должное. Селик и Раин, кажется, любят друг друга так же, как десять лет назад, в тот день, когда обручились.
— Может, если бы они любили друг друга меньше, Йорк не был бы так перенаселен. — Сменив тему, Тайкир поинтересовался: — Ты заметил, как прекрасно зажила моя нога после Брунанбура? Теперь я лишь слегка хромаю. Девам это даже нравится.
Эйрик с насмешливым отчаянием покачал головой и в шутку ударил брата по руке. Святые мощи! Как бы ему хотелось, чтобы Тайкир был более осторожным. В конце концов, не считая дочерей, Тайкир — единственный из оставшихся в живых близкий ему человек. Нет, поправил он себя, теперь у него настоящая семья. Жена. И сын.
Станут ли они ему благословением или проклятьем?
— Ты спросил, счастлив ли я, обвенчавшись с Идит? Ответ будет отрицательным, но я смирился с этим за три недели ее отсутствия, — осторожно сказал он. — Ты знаешь истинные причины моего решения?
Тайкир кивнул:
— Так ты думаешь, что когда-нибудь сумеешь одолеть Стивена и его подлые деяния, брат?
— Нет, пока черви не станут точить его подлую плоть. Нет, пока душа его не сгинет в аду.
— Селик сумел подавить в себе потребность мести. Почему бы и тебе этого не сделать?
— А ты бы смог?
— Нет, но ведь я у тебя кровожадный. Забыл? — Тайкир сверкнул насмешливой ухмылкой, затем снова посерьезнел. — Ты хочешь использовать мальчика как наживку, чтобы выманить Стивена на открытый поединок?
— Да. Стивену, вероятно, потребовался сын, чтобы обеспечить Оделевы права на владения его деда в земле франков. Я действительно верю, что Джон станет средством падения Стивена. Однако, Тайкир, не думай, что я готов пожертвовать ребенком. Джон не отвечает за злые дела отца. Я буду беречь его.
— Ну а что скажешь о своей новой жене? — небрежно поинтересовался Тайкир, намеренно меняя тему, и его губы искривила странная улыбка. — Тебя беспокоит ее возраст? Или ее, гм, далеко не привлекательная внешность?
Эйрик решил проявить осторожность. Он слишком хорошо знал брата, и потаенный блеск в его глазах выдавал озорство.
— Ее возраст и внешность не слишком меня волнуют. Ты ведь знаешь, что я когда-то женился на юной и красивой девице с безупречной репутацией и вскоре оказался по уши в несчастьях. На этот раз я сделал выбор, основанный на расчете. — Он пожал плечами. — Но от этого не легче, привыкнуть к неприятным сторонам ее натуры мне пока не удается. Зачем она постоянно хмурится? А ее голос! Он такой пронзительный, что волосы встают дыбом.
Тайкир едва не поперхнулся медовухой, которую пил, и Эйрик снова с подозрением вскинул голову. Тайкир что-то скрывает. Что бы это могло быть? Не связано ли это с Идит и с теми приступами веселья, которые только что одолевали брата?
Он нерешительно продолжил:
— Я тронут, что она сегодня хоть немного уделила внимание своей внешности. Адское пламя! Ты бы видел ее три недели назад! Страшна, как грязная курица, и вдвое невзрачней.
— А сейчас? — Тайкир с интересом ожидал ответа.
— Ну, во всяком случае, видно, что платье у нее новое, а этот странный головной убор придает ей девическую привлекательность, особенно когда она закрывает нижнюю часть лица. Не кажется ли тебе, что при всей надменности есть в ней какая-то робость?
Рот у Тайкира недоверчиво открылся.
— Ха! Она скорее напоминает наложницу из восточного гарема, в котором я когда-то побывал.
Эйрик улыбнулся такому странному сравнению и с сомнением покачал головой:
— Идит — гаремная рабыня? Вряд ли. Она бы там за одну неделю устроила переворот.
— Эйрик, не надо так сурово судить свою новую жену, — посоветовал Тайкир неожиданно серьезным тоном. — Несмотря на ее сильный и самоуверенный вид, я чувствую в душе у нее глубокую рану.
— Ты недооцениваешь мою прозорливость, брат. Ранимость, которую Идит не удается порой скрывать, тронула меня тоже. А ты обратил внимание на ее лицо, когда я представлял ее графу Орму и его дочери Альгит? А как они с ней разговаривали?
— Да, если бы ты не стоял возле Идит, могу поклясться, что Орм и его чертова дочка облили бы ее презрением, но тут надели на себя лживые улыбки, какие лицемеры!
