— Безусловно, нам нужен совет доктора, — согласился дядя Джефсон.
— Ну, вот и решено. А пока, Амелия, веди себя так, как будто ничего не случилось, но присматривай за дочерью. Не позволяй ей оставаться одной. И даже не разрешай ей одной спать.
Новый вопль вылетел из уст миссис Джексон.
— Я не смогу сделать этого. Прошлой ночью я предложила ей спать вместе с Мелисандрой, объяснив Вурж, что так будет лучше. Но она категорически отказалась и заперла дверь. Вы даже не представляете себе, как она изменилась. Она не работает. По крайней мере, она прекратила шить. Конечно, она выполняет свою обычную работу по дому. Но вчера она не вымела лестницу утром, хотя она всегда мела ее по четвергам. Она сказала, что подождет, пока на лестнице не станет грязно. Я ее спросила: «Разве лучше мести грязную комнату, чем чистую?» Она ответила: «Конечно. Тогда я буду видеть необходимость своего труда!» Вы только подумайте об этом!
Дядя Роберт подумал об этом.
— Сухие духи исчезли из ее комнаты. Я нашла их на соседнем участке. Она не могла сказать нам, что произошло с ними.
— Я никогда не ожидал этого от Вурж, — сказал дядя Гэвин. — Она всегда казалась такой тихой, разумной девушкой. Немного отсталой, но разумной.
— Единственная вещь, в которой можно быть полностью уверенным в этом мире, — это таблица умножения, — сказал дядя Джефсон, еще более умный, чем всегда.
— Ну, давайте-ка развеселимся, — предложил дядя Роберт. — Почему девочки из варьете похожи на биржевых маклеров?
— Почему? — спросила кузина Мелисандра, поскольку вопрос должен быть задан, а Вирджинии не было, да теперь и бесполезно было ждать его от Вирджинии.
— И те и другие любят демонстрировать свой прирост.
Кузина Мелисандра подумала, что дядюшка Роберт несколько неделикатен. Особенно в присутствии Корнелии. Но, в конце концов, он же мужчина.
А дядя Гэвин думал о том, что без Вирджинии сразу стало так скучно.
Часть 2
Ральф де Брикассар
Город начинал уже погружаться в неясные голубые сумерки, по улицам прохаживались прогуливающиеся пары, но Вирджиния, ни на кого не глядя, торопилась домой.
Торопилась и оттого шла слишком быстро. Вирджиния с облегчением переступила порог своей комнаты и почувствовала, что боли в сердце усиливались. На этот раз приступ был достаточно суровым. Вирджиния подумала, что может умереть в любой момент и еще о том, что с такими болями умирать будет ужасно. А может быть, это и подошла смерть. Вирджиния почувствовала себя до боли одинокой и поняла, какое это счастье — иметь рядом кого-то, кто мог бы посочувствовать: кого-то, кто бы искренне позаботился или просто сжал бы руку и сказал: «Я понимаю, потерпи, скоро тебе станет лучше». Только не мать и не кузину Мелисандру, которые только даром суетятся и поднимают много шума. Почему-то на ум пришла мысль о Ральфе Данморе, и Вирджиния неожиданно почувствовала в самый разгар приступа боли и одиночества, что именно он мог бы посочувствовать, пожалеть любого страдающего. Почему-то он показался ей старым, хорошо знакомым другом. Может быть, потому что она так защищала его перед всей семьей?
Вирджинии сначала было так плохо, что она не могла даже принять лекарство, прописанное доктором Стинером. Но потом она все-таки смогла сделать это и вскоре почувствовала облегчение. Боль ушла, но девушка еще какое-то время лежала в постели, измученная, в полузабытьи. Это было ужасно! Такого приступа раньше не было. Можно не бояться смерти и ничего не иметь против, если она приходит мгновенно и безболезненно. Но так мучиться, умирая!
Неожиданно Вирджиния почувствовала, что смеется, вспомнив сегодняшний вечер, он был очень забавным. И вместе с тем, что такого особенного она говорила? Просто высказала мысли, которые всегда были в ее голове. А лица присутствующих! Дядя Роберт, бедный, ошеломленный дядя Роберт! Вирджиния не сомневалась, что сегодня ночью он составит новое завещание. И ее доля наследства, конечно, перепадет Корнелии, которая и так во всем имела долю Вирджинии. Вспомнить хотя бы кучи пыли на школьном дворе.
Посмеявшись над своим кланом, она испытала удовольствие, о котором давно уже мечтала, но как бы это не стало ее последним удовольствием. Вирджиния с жалостью к себе думала сейчас о том, что так может и случиться. Может быть, девушка не так бы уж и жалела себя, если бы ее жалел кто-нибудь еще.
Вирджиния встала и подошла к окну. Влажный, свежий ветерок проникал сквозь раннюю листву дикорастущих деревьев и прикасался к ее лицу с заботой мудрого, нежного старого друга. Тополя на лужайке миссис Сандерс, слева от их дома (Вирджиния могла разглядеть их в просвет между конюшней и старым магазином), — темным силуэтом вырисовывались на ясном небе, а над ними пульсировала молочно-белая звезда, как живая жемчужина на серебристо-зеленом озере. Далеко за станцией стоял темный, пурпурно-багряный лес, окружавший озеро Саурес. Белый, как пленка, туман висел над ними, а сверху блестел смутный молодой месяц.
Опершись локтями о подоконник, Вирджиния задумчиво смотрела на открывающуюся перед ней картину.
«Я бы хотела, — неожиданно подумала она, — чтобы у меня была своя собственная куча пыли, прежде чем я умру».
Дядя Роберт понял, что накануне был чересчур самонадеян, когда так легкомысленно обещал повести Вирджинию к врачу. Она не пошла, мало того — девушка рассмеялась ему в лицо.
— Зачем мне идти к доктору Винеру? С моими мозгами все в порядке. Хотя все вы и считаете, что я вдруг сошла с ума, я не сошла. Просто я безумно устала жить для того, чтобы ублажать других, и решила угождать только себе. По крайней мере, это дает вам тему для разговора, кроме украденного мною клубничного джема. Вот такие дела.
— Вурж, — сказал дядя Роберт торжественно и безнадежно, — ты совсем не похожа на себя.
— А на кого же я похожа? — поинтересовалась Вирджиния.
Дядя Роберт выразил на лице огорчение.
— На своего деда Уэнбарасса, — многозначительно сказал он.
— Благодарю вас, — Вирджиния казалась очень довольной, — это истинный комплимент. Я помню дедушку Уэнбарасса. Он один из тех действительно живых людей, кого я знаю, почти единственный. А сейчас совершенно бесполезно уговаривать меня, угрожать, командовать, дядя Роберт, и даже обмениваться гневными взглядами с мамой и кузиной Мелисандрой. Я не пойду ни к какому доктору. А если вы приведете какого-нибудь доктора сюда, я не встречусь с ним. Как вам все это нравится?
Вот так все это и закончилось. Отправить Вирджинию к доктору было невозможно, и никакого иного пути для этого тоже не было. Не возымели действия ни слезы матери, ни угрозы родственников.
