Они вошли в средних размеров комнату, которая казалась просторнее из-за того, что не была заставлена мебелью. Вся обстановка состояла из кресла, старинного письменного стола, на котором громоздилась очень старая пишущая машинка, и потрепанного, продавленного дивана. Поистине спартанский дух царил в этом штабе простоты в центре роскошного особняка в стиле эпохи Тюдоров.
— Так что? — спросил мистер Ферно.
— Пап, это моя очень хорошая подруга Мэрилин Уэйс.
— Привет, Мэрилин, — мистер Ферно дохнул на нее запахом ликера. — Тебе никто еще не говорил, что ты, так ш-шказать, великолепная маленькая шикша[2]?
Мэрилин беспомощно заморгала.
Би-Джей, очевидно, была смущена не меньше, чем несколькими минутами раньше при виде свечки в стакане. Она громко сказала:
— Папа, ты ведь не еврей.
— Т-ш-ш, не поднимай голос, Би-Джей… Ты хочешь разрушить мою блестящ-щую карьеру? — Он громко засмеялся.
Мэрилин похолодела от ужаса. Принимая решение прийти сюда, она надеялась встретиться с тонким, умным писателем, гуманистом, который в одиночестве переживает свое горе. Ей и в кошмарном сне не могло привидеться, что перед ней предстанет пьяный в стельку мужчина в нелепой цветастой рубашке. Линк был тонким, деликатным и порядочным даже в гневе. Неужели его отец может быть таким? Тем не менее это так, подумала она.
— Мистер Ферно, — сказала она, сдерживая дыхание, экспромтом редактируя приготовленную и отрепетированную речь. — У меня есть несколько вещей Линка, и я хочу показать их вам…
Не успела она закончить даже столь усеченной вступительной речи, как глаза Джошуа Ферно побелели.
Она протянула ему шкатулку. Сверху красным карандашом она заранее написала: «Для Джошуа Ферно. Просьба вернуть Мэрилин Уэйс: 8949, Шарлевилль, Беверли Хиллз, Калифорния».
Когда мистер Ферно бросил взгляд на шкатулку, его пьяное лицо исказилось от гнева.
— Как ты посмела явиться сюда в такое время, маленькая мерзкая сучка!
Мэрилин не знала значения этого слова, но по тому, как оно было сказано, могла судить о степени его гнева. Она отступила на шаг, продолжая держать шкатулку в руках.
— Папа! — зашлась в крике Би-Джей. — Папа!!!
— Должен ш-шказать, у тебя ш-шлавная подруга… Ворваться в дом такой ч-час… такой ч-час! — чтобы дать мне прочесть эту макулатуру… В такой ч-час!
— Папа, Мэрилин участвует в моей пьесе, она моя лучшая подруга, она…
— Ладно, Би-Джей, ладно… — Он похлопал ее по плечу. Затем повернулся к Мэрилин и со смешанным выражением страдания и ненависти на лице грубо выхватил из ее рук шкатулку и затолкал ее в верхний ящик поцарапанного кленового стола.
Покачиваясь, он вышел из комнаты и снова присоединился к своим друзьям. Через открытую дверь было слышно, как он громко сообщил:
— Еще одну дурацкую рукопись надо будет смотреть. Господи, даже сейчас они подсовывают мне всякое говно… Мой единственный сын мертв… И даже сейчас они…
Он зарыдал. Один из приятелей протянул ему что-то выпить, и Джошуа Ферно одним махом опрокинул рюмку в рот, пролив добрую половину содержимого на цветастую рубашку.
Тошнота подкатила к горлу Мэрилин.
Би-Джей с упреком посмотрела на подругу.
— Что заставило тебя сделать это? Я и не знала, что ты пытаешься писать. Тебе надо было прийти к отцу в другое время.
— Где ванная? — сумела произнести Мэрилин.
Би-Джей повела ее обратно в зал.
— Вот комната, где можно попудриться.
Но дверь в нее была заперта.
— Ты можешь подождать? — спросила Би-Джей без особой теплоты.
Мэрилин покачала головой.
Би-Джей показала на лестницу.
— Моя комната первая слева.
В освещенной солнцем комнате Мэрилин опустилась на колени перед унитазом и блевала до тех пор, пока ее организм уже не мог выдавить ничего, кроме бесцветной жидкости.
В таком согнутом положении она оставалась долго, и на протяжении всего этого времени до нее доносились голоса гостей.
Все тело болело, словно ее высекли, мышцы дрожали от напряжения, нервные окончания, казалось, были обнаженны. Никогда еще Мэрилин не приходилось переживать столь бурную физическую реакцию на душевные страдания.
Ей виделся Линк, лежащий обнаженным на двухспальной кровати в квартире 2Б, маленький шрам — след перенесенной ветрянки — над левой бровью, его характерная улыбка и нежность в глазах. Любовь, подумала она. Да, любовь.
Любовь безвозвратно канула в глубины Тихого океана.
С трудом встав на ноги, она спустилась по устланной ковром лестнице, цепляясь за перила. Зал был полон громко разговаривающих людей, накладывающих изысканные закуски на фарфоровые тарелки. Мэрилин вышла через парадную дверь.
Через пятнадцать минут в районе Кармелиты ее нагнала дежурная полицейская машина. Полицейский предложил Мэрилин подбросить ее домой.
Нолаби измучилась от ожидания. Позже она рассказала Мэрилин, что, не дозвонившись домой, она пришла в отчаяние, не стала дожидаться дежурного автобуса, а села в подвернувшееся такси. Это было страшно разорительное путешествие.
— Он погиб, — сказала Мэрилин. — Мама, он погиб!
И больше она не сказала ничего. Она позволила Нолаби раздеть себя и уложить в постель, накормить молоком с хлебом и говорить всякую успокоительную чепуху.
Борцовского духа в Мэрилин Уэйс совсем не осталось.
— Отличный день, — сказала Мэрилин. — Чего ради тебе торчать здесь?
— Как можно задавать такой вопрос дежурной сестре? — возразила Рой. Нолаби в эту погожую субботу, как и во все другие, работала сверхурочно — нужно было расквитаться с долгами, отдать деньги, которые она заняла на операцию. Нолаби оставила Мэрилин на попечение сестры.
— Мама слишком нянчится со мной, — перебила ее Мэрилин. — Позвони Алфее.
— Мы уже говорили с ней, что было бы здорово прогуляться, — мечтательно сказала Рой.
— Ну вот и прогуляйся.
— А как же ты?
— Я здорова, как лошадь.
— Как лошадь, которая годна только на то, чтобы отвести ее на живодерню, — возразила Рой, бросая взгляд на сестру.
Была уже середина дня, но Мэрилин все еще не оделась. Она сидела в кровати во фланелевой ночной рубашке, подогнув под себя босые ноги; волосы, которые она не мыла со времени операции, рассыпались по плечам. Лицо ее было ненакрашено и бесцветно, если не считать голубоватых теней под глазами, из-за чего они казались скорее синими, чем зелеными. (Каким образом, задавала себе вопрос Рой, сестра умудрялась оставаться красивой, когда любая другая в этих обстоятельствах выглядела бы форменной ведьмой?) Операция у доктора в Калвер-сити — никаких подробностей о ней Рой не сообщили — была сделана через два дня после того, как Мэрилин посетила дом Ферно. Это было 24 апреля. Неделю назад. Нолаби призналась тайком младшей дочке:
