— Конечно, вы можете сами спросить у герцогини Мертер, когда она на следующей неделе вернется в город, — тихо продолжала Грейс, глядя в прямую спину модистки. — Но сомневаюсь, чтобы эта задержка понравилась мистеру Хиллиарду. В конце концов, именно он рекомендовал мне вас.
Конечно, это было преувеличение. Но за долгие годы, в течение которых приходилось вести борьбу за существование, Грейс научилась дерзости. Сейчас ей удалось остановить мадам, на которую ей поначалу не удалось произвести впечатление.
— Даже я знаю, что между гардеробом дочери солдата и жены дипломата существует разница, — продолжала Грейс. — Я надеялась, что смогу рассчитывать на ваши советы.
Мадам повернулась, недоверчиво приподняв бровь. Грейс не обратила на это внимания. Ее взгляд был прикован к куску материи на верхней полке. Ярко-оранжевый, цвета заката в пустыне. Такой яркий, что был похож на тропический цветок посреди анютиных глазок. Грейс почти ощущала его сладкий аромат. А рядом еще один отрез — цвета морской волны, цвета переменчивых теней в Карибском море. Жаркие, причудливые тона, напомнившие ей о приключениях и радости.
— Только не эти, — с оттенком непередаваемого презрения сказала мадам.
Грейс покорно улыбнулась:
— Конечно, нет.
И снова похоронила свои надежды.
Потребовалось целых два дня примерок и консультаций, и наконец модистка получила заказ сшить все, начиная от сорочек и заканчивая платьем для королевского приема. Все это было выдержано в бронзовых, зеленых и голубых тонах. Достойные наряды, подходящие для великосветской матроны, которую не могли соблазнить экзотические цвета Индии.
Грейс уже собиралась домой после последней примерки, когда мадам остановила ее за руку.
— У меня есть кое-что особенное, — прошептала француженка, наклоняясь к Грейс, словно собиралась выдать ей тайну. — Нечто, способное соблазнить джентльмена. Цвет безлунной ночи, который мягко оттенит вату бледную кожу. Нежнейший прозрачный газовый шелк, неуловимый и обольстительный.
И Грейс смогла представить себя в этом наряде, в этом почти непристойном кусочке ткани, о котором говорила мадам. Она почти чувствовала скользкое прикосновение шелка к коже, когда Диккан снимет его, открыв ее прохладному воздуху и горячим прикосновениям. Она знала, что краснеет, и мадам улыбнулась:
— Жена должна использовать все способы для обольщения мужа, верно? Особенно с таким джентльменом, как месье Хиллиард.
Краем глаза Грейс заметила на лице женщины загадочную улыбку. И знала, что есть лишь один ответ.
— Да, вы правы, — согласилась она.
Следующие два дня Грейс пыталась себя занять, но этого было недостаточно. После того как мадам обрисовала ей будущий пеньюар, она не могла выкинуть его из головы. Его образ следовал за ней в магазин «Хатчардс» и к продавцу галантереи. Не оставлял ее в коридорах армейского госпиталя, где она служила добровольцем. Снился по ночам. Что бы Грейс ни делала, ей постоянно слышался так много обещавший шепот мадам Фэншон. Она все время думала о том, какие чудеса может творить простой кусок ткани. Она надеялась на чудо.
Когда наконец вернулся Диккан, Грейс была взвинчена до предела.
— Ну, Грейс, — обратился он к ней, входя в гостиную и снимая сюртук, — вижу, ты все еще ждешь Кейт.
Грейс ощетинилась.
— Я буду рада с ней повидаться, но у меня были свои дела.
Он приподнял бровь и оглядел ее серое платье из индийского муслина.
Грейс пыталась сохранять спокойствие.
— Даже такой опытной модистке, как мадам Фэншон, понадобится два дня, чтобы сшить наряды для Боадицеи, сэр.
Она была вознаграждена ухмылкой. Но через секунду ей на смену пришло нахмуренное выражение, которое Грейс могла бы прочесть так же легко, как газету «Таймс». Боже, какой ужасный гардероб, должно быть, выбрала некрасивая Грейс!
— Я как раз собиралась выпить хереса перед ужином, — сказала она, отворачиваясь. — Присоединишься ко мне?
Диккан кивнул и сел напротив.
Они выпили хереса, потом поужинали, сидя в маленькой гостиной высоко над городом, не забывая о хороших манерах и ведя светскую беседу о погоде, знакомых и о поездке Диккана. И наконец — за фруктами и орехами — о его положении в дипломатическом корпусе.
— Тебя отправят во Францию? — спросила Грейс, откусывая абрикос.
— Надеюсь. Посмотрим, что выйдет, когда уляжется пыль после нашей маленькой драмы.
Грейс отложила вилку.
— Значит, тебя наказали?
— Нет, лишь предупредили. Не о чем беспокоиться. А теперь доедай ужин.
— Ты останешься на дипломатической службе? — спросила она. — После встречи с Гадзуксом я подумала, тебя может заинтересовать разведение лошадей.
— Гадзукс больше друг, нежели вложение капитала, — подумав, ответил Диккан. — Конечно, я не против получить от него жеребят, но не хотел бы превращать его в племенного жеребца. Он станет отвлекаться.
Грейс улыбнулась, вспомнив поджарого саврасого коня.
— Бедняге не позавидуешь.
Диккан слабо улыбнулся. Они лишь намеком коснулись своего будущего, словно могли отложить неизбежное. Словно оказались за одним столом во время светского ужина, едва знакомые друг с другом и объединенные лишь условностями этикета. И все-таки Грейс не удавалось полностью подчинить себе свое тело. Всякий раз, когда рука Диккана оказывалась близко, по ее коже словно пробегал ток. Когда он улыбался, пусть даже и равнодушно, она с трудом подавляла желание улыбнуться в ответ. Ей хотелось прихорашиваться перед ним, хотя она понимала, что это бесполезно и даже смешно. Он никак не выдавал своего намерения отправиться в спальню, но тело Грейс продолжало надеяться. Она была исполнена неуверенности и нетерпения. Ее охватил душевный трепет, в то время как у Диккана был такой вид, словно он в очередной раз обхаживает младшего члена королевской семьи.
И только когда со стола сняли скатерть, Диккан выдал себя. Он как раз рассказывал Грейс о своих впечатлениях о путешествии ко двору в Санкт-Петербурге, когда за последним официантом закрылась дверь. Он замолчал и огляделся, словно с удивлением заметив между ними пустой стол. Поднялся и нервно расправил складки сюртука.
Заметив его растерянность, Грейс почувствовала себя немного лучше.
— Диккан?
Взяв бутылку коньяка с тележки и налив себе бокал, он подошел к окну и посмотрел вниз. Оставшаяся за столом Грейс не знала, как ей себя вести. Это он из них двоих был опытным. Он должен найти непринужденные слова, одарить ее улыбкой, которая послужит сигналом к продолжению вечера.
