— Приветствую вас в Англии. — Он говорит достаточно медленно, чтобы я успела разобрать, и я старательно отвечаю по-английски.
— Милорд, я очень рада приехать сюда и постараюсь стать вам хорошей женой.
Я буду счастлива. Все получится. Первая неловкая ошибка забудется, останется позади. Мы будем женаты долгие годы, мы будем счастливы всю жизнь. Кто через десять лет вспомнит о такой мелочи?
Подают коляску, я еду через парк в Гринвич. Дворец стоит на самом берегу, барки на реке расцвечены флагами, горожане нарядно одеты, с воды доносится новая песня «Прекрасная Анна», написанная в честь меня. На лодках устроены помосты — там празднуют мой приезд, все улыбаются, машут мне, я тоже улыбаюсь и машу в ответ. Процессия извивается, поворачивая к Гринвичу, и я вновь осознаю, какая страна будет отныне моим домом. Потому что Гринвич вовсе не замок, укрепленный для защиты от возможного врага, это дворец, выстроенный в мирной стране, великолепный, богатый, прекрасный дворец, не хуже, чем замки во Франции. Прекраснее здания я в жизни не видела. Король замечает мой восторг, направляет коня к коляске и, наклонившись, говорит, что это только один из его многочисленных дворцов, мы будем путешествовать по стране и я увижу остальные; он надеется, они все мне понравятся.
Меня отводят в покои королевы — отдохнуть, и на этот раз мне не хочется прятаться в спальне, наоборот, я рада быть среди моих придворных дам, хотя большинству все-таки приходится дожидаться снаружи. Меня переодевают в платье из тафты, накидывают соболиный мех, подаренный королем к Новому году. Он стоит целое состояние, в жизни ничего подобного не носила. Веду своих дам вниз обедать, словно я уже королева. У входа в большую обеденную залу король берет меня за руку, и мы идем вдоль столов. Кавалеры кланяются, дамы приседают в реверансе, мы улыбаемся, киваем, проходим рука об руку, как муж и жена.
Я начала узнавать придворных, без подсказки вспоминаю имена, окружающие больше не сливаются в одну безликую враждебную массу. Вижу — лорд Саутгемптон выглядит усталым и встревоженным, нелегко было доставить меня сюда. Странная, вымученная улыбка, холодное приветствие. Отворачивается от короля, уж не затеваются ли какие-нибудь неприятности? Вспоминаю свое решение стать доброй королевой. Возможно, я пойму, что тревожит лорда Саутгемптона, и смогу ему помочь.
Мне кланяется первый советник короля, Томас Кромвель. Я узнаю его по описанию матери, этот человек больше всех стремился к союзу с нами и другими германскими герцогами. Я ожидала от него более теплого приветствия, ведь мой брак — его победа, но он держит себя скромно, и король, бросив ему лишь пару слов, ведет меня дальше.
С нами обедает архиепископ Кранмер, я вижу и лорда Лиля с женой. Он тоже кажется измученным и настороженным. Вспоминаю: в Кале он страшился разногласий в государстве, и ласково ему улыбаюсь. Понимаю: в этой стране мне найдется дело. Спасти хотя бы одного еретика от костра — задача, достойная доброй королевы, я уверена, что мое влияние приведет страну к миру.
У меня есть друзья в Англии! Гляжу на придворных дам — среди них Джейн Болейн, добрейшая леди Браун, королевская племянница леди Маргарет Дуглас, малышка Екатерина Говард. Чудесное ощущение — это действительно мой новый дом, король на самом деле мой муж, его друзья, его дети станут моей семьей, здесь я буду счастлива.
Гринвичский дворец, 3 января 1540 года
Мечты сбываются — после обеда начинаются танцы. Прекраснейшая зала, а кавалеры какие! Новое платье — такое мне даже во сне не снилось, а на самом видном месте, не заметить невозможно, приколота золотая брошь — подарок самого короля Англии. То и дело прикасаюсь к ней, словно пальцем показываю, только что вслух не кричу: «Ну, что вы на это скажете? Неплохо для первого дня?» Король на троне — величествен, но глядит по-отечески, королева Анна довольно мила (если забыть про ужасное платье). Роскошные собольи меха можно с тем же успехом швырнуть в Темзу, незачем их пришивать к этому ужасному балахону из тафты. Я так расстроилась, представив себе, как мех летит в воду, что чуть не испортила себе все удовольствие.
Оглядываюсь — не с какими-то нескромными целями, а просто так, от нечего делать, и замечаю симпатичного молодого человека, потом второго, третьего, да их не меньше десятка, один другого краше. Кое-то сидит за столом для пажей, но все до одного хорошего рода, и сами по себе богатые, и в чести у знатных лордов. Дирэм, мой бедный Дирэм перед ними — пустое место, а Генри Мэнокс не более чем слуга. Вот это поклонники! А от одного просто глаз не отвести.
Перехватываю один взгляд, потом другой. Какой восторг — на меня смотрят, обо мне мечтают, повторяют мое имя, скоро последуют записочки, снова наступят счастливые времена любовных приключений. Юноша осведомится, как меня зовут, напишет письмо, я соглашусь встретиться, потом — обмен взглядами и глупыми клятвами во время танцев, спортивных соревнований, за обедом. Поцелуй, потом другой, медленное, сладостное обольщение. Скоро узнаю, каковы на вкус поцелуи нового кавалера, хороши ли его прикосновения, и вновь потеряю голову от любви.
Обед великолепен, но я едва дотрагиваюсь до еды — при дворе за тобой все время кто-нибудь наблюдает, не хочется прослыть обжорой. Не свожу глаз с короля. В богатом наряде, в расшитом золотом воротнике он словно сошел с одной из старых картин в алтаре — той, на которой изображен сам Господь Бог. Величественный, широкоплечий, весь в золоте и драгоценных каменьях, сияет, как груда сокровищ. Огромное кресло под балдахином из затканной золотом парчи, слуги, подавая очередное блюдо, преклоняют колени. Даже золотой сосуд для омовения рук ему подносят коленопреклоненно, так же подают полотенце. Слуги не смеют глаз на него поднять — он так необыкновенно велик, что никто не решается взглянуть ему в лицо.
Король перехватывает мой взгляд. Я совершенно теряюсь — отвести глаза, сделать реверанс? От смущения улыбаюсь, гляжу в сторону, потом снова на него. Все еще смотрит? Смотрит, оказывается. Тут до меня доходит — я кокетничаю с королем. Густо краснею и как дура утыкаюсь в тарелку. Попозже осмеливаюсь взглянуть украдкой, но он уже забыл обо мне.
Зато за мной наблюдает дядюшка Говард. Пристальный взгляд черных глаз, не разберешь, сердится или нет.
Может, надо было все-таки сделать реверанс? Но герцог кивает мне одобрительно и заговаривает с соседом справа.
Просто удивительно, до чего стар этот двор, да и сам король настоящий старец. Почему-то я всегда думала — придворные все молоды, прекрасны и веселы, а тут сплошная древность. Не могут они быть друзьями короля, хотя и ему уже под пятьдесят. Его лучший друг, Карл Брендон, само обаяние и очарование, как мне рассказывали, совершенно выжил из ума, и немудрено, в пятьдесят-то лет. Герцогиня-бабушка всегда говорила о короле, словно он юный принц, ведь она помнит его с детства. Вот почему у меня все перепуталось. Она забыла, как много лет с тех пор прошло. Наверно, бабушка считает — они и сейчас молоды. Когда она упоминает королеву, то всегда имеет в виду королеву Екатерину Арагонскую, а не королеву Джейн, даже не леди Анну Болейн. Она просто позабыла всех королев, кроме Екатерины, так ее испугаю падение племянницы Анны Болейн. О ней бабушка даже не упоминает, разве что стращает непослушных девчонок вроде меня.
