— А кто говорит, что она не может выйти замуж?
— Король опасается, что дело обстоит именно так. Не хочет брать грех на душу.
Молчу, не в силах понять, что же все-таки происходит. И это тот самый король, который сначала женился на жене собственного брата, а потом оставил ее под предлогом того, что их многолетний брак недействителен? И это тот самый король, который послал Анну Болейн на плаху, потому что ему так велел поступить Господь Бог? Такой король не отменит свадьбу только из-за того, что германский посол забыл снабдить невесту еще одним положенным документом. Потом вспомнила, как она его оттолкнула, вспомнила его лицо там, в Рочестере.
— Значит, так оно и есть, она ему не понравилась. Не может простить Рочестер. Теперь придумывает, как бы избавиться от этого брака. Опять утверждает — был предварительный сговор и другая помолвка. — Один взгляд на герцога убеждает меня в том, что я права. Право, смешно, новый поворот в комедии о короле Генрихе. — Она ему не понравилась, и он собирается отослать ее домой.
— Если леди Анна согласится с тем, что предварительный сговор и помолвка существовали, она сможет отправиться домой с полным почетом, а король снова будет свободен, — тихо и вкрадчиво произносит герцог.
— Но он ей понравился. Более или менее. Не может же она просто возвратиться домой! Вернуться в Клеве негодным товаром, вместо того чтобы стать королевой Англии! Она никогда на такое не пойдет. Да кто потом на ней женится, если король от нее откажется? Ее жизнь будет кончена.
— Тогда пусть убедит всех — предварительного сговора не было.
— А он был?
— Скорее всего, нет, — пожимает плечами дядюшка.
Что на это ответишь?
— А как можно освободиться от того, чего и в помине не было?
Отвечает усмешкой:
— Пусть этим немцы занимаются. А ее можно отослать домой и против воли, если будет слишком несговорчивой.
— Даже король не может силой выдворить ее из страны.
— Зато ее можно поймать в ловушку — пусть сама признается в этой давнишней помолвке. — Голос герцога шелестит еле слышно, словно шелк. — Что, если она сама скажет, что ей нельзя выйти замуж?
Я киваю, нетрудно догадаться, какой от меня хотят услуги.
— Король будет бесконечно признателен тому, кто ему сообщит — она сама во всем призналась. Женщина, которая добьется такого признания, заслужит от короля самых высоких почестей. И от меня, конечно.
— Всегда к вашим услугам, милорд, — стараюсь немного протянуть с ответом. — Но не могу же я заставить ее солгать. Зная, что к браку нет препятствий, надо быть совсем безумной, чтобы сделать подобное признание! Если я примусь утверждать, что она во всем призналась, она меня без труда опровергнет. — Я говорю, а мне становится все страшнее и страшнее. — Милорд, я надеюсь, ее ни в чем не обвиняют?
— А в чем ее можно обвинить?
— В каком-нибудь преступлении. — Теперь я уже заметно разволновалась.
— Например, в государственной измене?
Мой кивок заменяет звуки, которые не идут из пересохшего горла. Как бы мне хотелось никогда в жизни больше не слышать этих слов! От них прямая дорога в Тауэр и на эшафот. Они уже отобрали у меня любимого, перевернули всю мою жизнь.
— О какой измене может идти речь? — спрашивает он таким спокойным тоном, словно мы не в том страшном мире, где каждое слово может обернуться государственной изменой.
— Законы так быстро меняются, что даже полная невиновность ныне никого не защищает.
— Сейчас, во всяком случае, леди Анну обвинять не в чем. — Герцог резко качает головой. — Король Франции как раз в данную минуту принимает у себя в Париже императора Священной Римской империи. Пока мы тут разговоры разговариваем, они плетут против нас заговоры. Нет, нам никак нельзя ссориться с Клеве. Нам просто необходим союз с протестантскими властителями, а не то окажемся в полном одиночестве лицом к лицу с Испанией и Францией. А если еще и английские паписты снова поднимут голову, нам конец. Остается ей только самой признаться, что была помолвлена с другим, и отправляться домой подобру-поздорову. Так мы и от нее избавимся, и союз сохраним. А не то придется заманить ее в ловушку и вырвать признание. Коли будет упорствовать и настаивать на браке, Генрих вынужден будет жениться.
— И не важно, нравится ему это или нет?
— Даже если ему ненавистен этот брак, даже если он ненавидит того, кто все это устроил, даже если она сама ему ненавистна.
Я храню молчание.
— Если он женится против воли, то найдет способ от нее избавиться, не сейчас, так потом. — Я просто думаю вслух.
Герцог не отвечает ни да ни нет, но тяжелые веки на мгновение закрывают темные глаза.
— Будущее никто не в силах предвидеть.
— Ей каждый день будет угрожать немалая опасность. — Такое предположение напрашивается само собой. — Если король решит от нее отделаться, он легко убедит себя, что именно в этом и состоит Божья воля.
— Обычно Божья воля именно так и проявляется, — с усмешкой, похожей на волчий оскал, отвечает герцог.
— Он уж найдет преступление, в котором она будет виновна. — Ужасно не хочется произносить вслух слово «измена».
— Если ты о ней так беспокоишься, лучше убеди ее уехать отсюда подобру-поздорову, — звучит тихое напутствие.
Возвращаюсь в покои королевы самым медленным шагом. Как мне поговорить с Анной, как ее предупредить? Будь я ее самой закадычной подругой, присоветовала бы то же самое — Генрих не тот человек, за которого стоит выходить замуж, коли он успел тебя возненавидеть еще до свадьбы. Раз женщина ему не угодила, ей не уцелеть. Кому, скажите, об этом известно больше, чем мне?
Гринвичский дворец, 3 января 1540 года
Джейн Болейн, моя придворная дама, похоже, встревожена. Я по-английски прошу ее сесть рядом со мной, спрашиваю о здоровье.
Она подзывает переводчицу, усаживает рядом и только тогда говорит, что ее тревожит весьма деликатное обстоятельство.
Наверно, что-то связанное с местом на свадьбе? Тут все вечно озабочены, у кого более высокое положение, кому можно надеть более дорогие драгоценности. Серьезно киваю, спрашиваю, чем могу помочь.
— Напротив, это я хочу вам помочь. — Она обращается к Лотти, та переводит, я киваю. — До меня дошло, что ваши послы забыли привезти договор о расторжении предыдущей помолвки.
— Что?! — Я вскрикиваю, она догадывается о значении немецкого слова, кивает утвердительно.
Джейн Болейн так же мрачна, как я.
— Вас не предупредили?
Качаю головой. Говорю по-английски:
