Он вышел к ним навстречу, чтобы пожать руку мисс Уичвуд, не обращая пока внимания на Лусиллу, которая проследовала за своей патронессой в отдельный кабинет.
– Вы не представляете, как я рад, что вы не взяли с собой кузину! – сказал он вместо приветствия. – Последние три часа я проклинал себя на чем свет стоит за то, что не дал ей ясно понять, что мое приглашение не распространяется и на нее. Я не вынес бы вечера в обществе столь отъявленной болтуньи!
– Совсем напротив, вы выразились совершенно недвусмысленно! – уверила его мисс Уичвуд. – Она прониклась к вам сильнейшей неприязнью, и мне трудно винить ее за это, как и за то, что она выразила свое негодование по поводу вашего пренебрежения правилами приличия. Вы должны признать, что были непростительно невежливы с нею.
– Я терпеть не могу болтливых зануд, – сказал он. – Если она прониклась ко мне неприязнью, то я удивлен, что она позволила вам прийти сюда без сопровождения.
– Она бы наверняка остановила меня, если бы могла, поскольку считает вас неподходящим мужчиной для того, чтобы водить с вами знакомство!
– Святой боже! В чем же она меня подозревает – в том, что я попытаюсь соблазнить вас? На этот счет она может быть спокойна: я никогда не соблазняю благовоспитанных дам! – С этими словами он отвернулся от нее и поднес к глазам лорнет, критически оглядывая Лусиллу. – Ну, племянница? – сказал он. – Что ты за беспокойное создание! Но, по крайней мере, выглядишь ты значительно лучше, чем когда я видел тебя в последний раз. Я полагал, что из тебя получится этакая домашняя клуша, но ошибался: твое личико растеряло свою пухлость вместе с веснушками. Прими мои поздравления!
– Я никогда не была пухлощекой!
– Была, поверь мне! И ты еще не до конца избавилась от своего щенячьего жирка.
Покраснев теперь от негодования, Лусилла набрала полную грудь воздуха, собираясь дать ему достойный отпор, но тут поспешила вмешаться мисс Уичвуд, посоветовав ей не обращать внимания на насмешки своего дяди. Ему же она строго заявила:
– Что до вас, сэр, то я настоятельно прошу вас воздержаться от замечаний, которые могут оскорбить Лусиллу, а мне причинить сильнейшее неудобство!
– Я не стану делать этого ни за что на свете, – заверил он ее.
– В таком случае ведите себя прилично и оставьте свои грубые манеры! – резко сказала она.
– Но ведь я не сделал ничего плохого! – запротестовал Карлетон. – Я не сказал, что Лусилла по-прежнему остается пухлощекой, а лишь заметил, что она была такой, и даже сделал ей комплимент по поводу того, что она стала выглядеть лучше.
Лусилла не выдержала и рассмеялась, после чего с подкупающей прямотой заявила:
– Что вы за изворотливая личность, дядя Оливер? Неужели я действительно была таким пугалом?
– О нет, совсем не пугалом! Ты была цыпленком, который растерял свой детский пушок и еще не обзавелся перьями, чтобы показать, в какую красивую птицу он вырастет.
– Ничего себе! – заявила Лусилла, на которую его слова явно произвели впечатление. – Мне, конечно, известно, что я хорошенькая, но еще никто не называл меня красивой! Вы и вправду так полагаете, сэр, или… или же просто смеетесь надо мной?
– Нет, я не считаю тебя красивой, но ты не расстраивайся из-за этого. Поверь мне, только женщины восхищаются красивыми женщинами, а мужчины предпочитают хорошеньких.
Оставив ее обдумывать свои слова, он заговорил с мисс Уичвуд, но тут Лусилла прервала их разговор, потребовав от него, чтобы он сказал, какой считает мисс Уичвуд: красивой или хорошенькой.
Эннис, разрываясь между веселым изумлением и смущением, устремила на нее негодующий взгляд, но мистер Карлетон ответил без малейших колебаний:
– Ни той и ни другой.
– А я думаю, – ощетинилась Лусилла, вставая на защиту своей покровительницы, – что она прекрасна!
– И я тоже, – согласился он.
– Я чрезвычайно признательна вам обоим, – сказала Эннис, приходя в себя от неожиданности, – но буду благодарна еще более, если вы перестанете вгонять меня в краску. Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать пустые комплименты, а чтобы обсудить с вами, сэр, как наилучшим образом устроить Лусиллу до ее официального дебюта.
– Всему свое время, – невозмутимо отозвался тот. – Но сначала мы поужинаем. – В глазах его зажглись огоньки, внушившие ей некоторое беспокойство, и он добавил: – Ваши зрелые годы, мадам, сказываются на вашей памяти. Не столь уж много часов назад я говорил вам, что никогда не делаю пустых комплиментов. Мой возраст, по сравнению с вашим, можно назвать преклонным, но должен предупредить, что старческим слабоумием я еще не страдаю.
– Невыносимое и невозможное создание! – негромко сказала она, но позволила ему взять себя под руку и сопроводить к столу, на котором двое официантов только что расставили первую перемену блюд из заказанного ужина.
Лусилла собралась было надуть губы, но строгий взгляд мисс Уичвуд заставил ее смириться, и она покорно уселась по левую руку от своего опекуна. Она была достаточно молода, чтобы без особого пиетета отнестись к поданному ей угощению, но при этом обладала здоровым девичьим аппетитом и воздала должное изысканным яствам, отведав всего понемножку и не мешая представителям старшего поколения увлеченно беседовать. К тому времени как подали второе блюдо, она уже утолила первый голод и потому отказалась от зеленого гуся [21] и голубей, зато с удовольствием принялась за апельсиновое суфле, взбитые сливки и другие кондитерские изделия. Отщипывая кусочки от миндального печенья, она украдкой поглядывала на своего дядю. Он улыбался чему-то, что говорила ему мисс Уичвуд, и девушка рискнула задать вопрос, который занимал ее более всего.
– Дядя Оливер! – решительно начала она.
Он повернулся к ней:
– Оставь свою дурацкую привычку называть меня дядей Оливером! Она представляется мне возмутительной.
Лусилла уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Но вы же и есть мой дядя! – резонно заметила она.
– Да, но я не люблю, когда мне напоминают об этом.
– Этот титул ужасно старит, не так ли? – с деланным сочувствием поинтересовалась мисс Уичвуд.
– Вот именно! – ответил он. – Еще хуже тети!
Она с грустью покачала головой.
– Вы правы! Хотя как раз после того как меня стали называть тетей, я и решила уехать из дому.
– Ну и как же я должна называть вас? – пожелала узнать Лусилла.
– Как угодно, – равнодушно откликнулся он.
– Вот видишь, моя дорогая, это щедрое разрешение открывает перед тобой неограниченные возможности, – сказала мисс Уичвуд. – Называть его Грубияном ты не можешь – это было бы слишком невежливо, но я не вижу ничего плохого, если ты будешь величать его Капитаном Хакумом [22], что означает то же самое, просто в приличной обертке.
Мистер Карлетон ухмыльнулся во весь рот и любезно пояснил своей растерявшейся племяннице, что это словосочетание означает хулигана или громилу.
– Это жаргонные словечки, слишком вульгарные для того, чтобы ты произносила их. И любой, кто услышит их из твоих уст, сочтет тебя невоспитанной особой, начисто лишенной хороших манер и утонченности.
– Дьявол! – с чувством выразилась мисс Уичвуд.
– О, вы опять смеетесь надо мной! – обидевшись, воскликнула Лусилла. – Причем оба! Немедленно прекратите! Я вовсе не вульгарная особа, хотя меня могут счесть таковой, если я стану называть вас просто Оливер. Я уверена, что это будет верхом неприличия.
– Это будет не только неприлично, но и навлечет на твою голову немедленную кару, – сообщил он ей. – Я не имею ничего против того, чтобы ты называла меня Оливером, но будь я проклят, если потерплю «Просто Оливера»!
Лусилла прыснула со смеху.
– Я совсем не это имела в виду! И вам это прекрасно известно. Разумеется, будь у вас титул, я могла бы воспользоваться им, но вы только подумайте, что скажет моя тетя, если услышит, как я называю вас Оливером!
