А печенье?!
— Печенье получишь позже.
Имея в запасе несколько минут, Блейз села в шезлонг, чтобы попрактиковаться в общении на расстоянии. Она закрыла глаза, заставила себя ровно дышать и представила, будто стоит перед стойлом своей лошади.
«Милая Пег…»
Ответа нет.
«Милая Пег…»
Ответа нет.
«Милая Пег…»
— Ты готова?
Блейз оглянулась на Рейвен, стоявшую на пороге открытой двери.
— Вы с Алексом пьете чай?
Блейз поднялась с шезлонга.
— Я пью чай, а Алекс с констеблем опрашивают завсегдатаев таверны, которые были там в ночь убийства.
— А где Блисс, София и Серена?
— Трусихи сбежали в деревню, — ответила сестра. — Подозреваю, они вернутся только после того, как холостяки уйдут.
— Маркиз ничего не знает об убийстве, — сообщила ей Блейз. — Последи за обсасывателем костей. Он может быть причастен к убийству.
Подняв левую руку, Рейвен покачала пальцами перед лицом сестры.
— Мой звездный рубин предупредит меня об опасности.
— Пойдем, Паддлз… А как рубин это делает? — спросила Блейз, выйдя из спальни. — Внутренний голос шепчет тебе слово «опасность»?
— Камни не умеют говорить. Рубин темнеет до кроваво-красного цвета.
Сестры и мастиф между ними пошли по коридору к парадной лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась гостиная.
— Вот и вы, мои дорогие, — приветствовала их герцогиня из своего кресла возле камина. — Милая Блейз, лиловый оттенок тебе очень к лицу.
— Я считала свое платье пурпурным, — возразила Блейз, усаживаясь на канапе напротив кресла мачехи.
— Собака совершенно неуместна за чаем.
Герцогиня Инверари бросила взгляд на вилявшего хвостом Паддлза.
— Тому, кто женится на мне, придется терпеть Паддлза, — сказала ей Блейз. — Если Паддлз уйдет, я тоже уйду.
— Тогда, разумеется, твоя собака должна остаться.
— Сестра, садись со мной, — сказала Блейз.
— Рейвен, сядь на диван, — распорядилась герцогиня. — Кто-то из джентльменов, возможно, захочет сесть на канапе.
— Именно поэтому я хочу, чтобы Рейвен села рядом со мной.
— Да, знаю. — Герцогиня Инверари улыбнулась ей. — Должна предупредить вас, что кое-кто в обществе может вспомнить подробности трагической кончины вашей матери.
— Мама умерла пять лет назад, — сказала Рейвен.
— Зачем кому-то вспоминать об этом сейчас? — удивилась Блейз.
— Леди, имеющие дочерей, завидуют моим успехам в устраивании браков, — ответила герцогиня, — ведь я сосватала знатных мужей Фэыси и Белл. В случае если кто-то заговорит о смерти вашей матери, скажите мне, кто это, и я с этим человеком разберусь.
Блейз молилась, чтобы никто не вспомнил о смерти их матери. Упоминание об этом не принесло бы ничего хорошего тому человеку. Няня Смадж научила их самих сражаться за себя, и Блейз не желала предоставлять мачехе это удовольствие.
Паддлз, подняв голову, посмотрел в сторону двери. Пришел человек с печеньем?
— Прибыл маркиз Эйв, — доложил Тинкер, войдя в гостиную.
— Я же сказал, что не нужно обо мне докладывать.
— Мне нравится представлять гостей.
Блейз улыбнулась их пикировке. Макартур был умопомрачительно красив в элегантном сюртуке, жилете и брюках, и она не могла решить, каким он ей больше нравится: в грубой одежде для работы с лошадьми или в более изысканной, подобающей маркизу.
Она почувствовала, как бабочки снова замахали крылышками, и ощутила слабость. Неужели от одного только вида маркиза ей становится плохо? Или причина этого в чем-то более опасном… например, в желании?
Блейз никогда не чувствовала ни желания, ни даже влечения ни к одному джентльмену.
Росс Макартур посмотрел на нее и заметил ее улыбку, но сначала поздоровался с герцогиней, затем кивнул Рейвен и только потом сел на канапе рядом с Блейз.
— Тинкер, — обратилась герцогиня к пустому дверному проему, — можно начинать подавать чай.
— Да, ваша светлость, — откликнулся из коридора дворецкий.
— Вам очень идет эта бабочка в волосах, — обратился маркиз к Блейз, — но… — он наклонился и снял бант с ошейника мастифа, — мужчины не носят ленточек.
— Я выбрала голубую.
Росс полез в карман и, достав завернутые в салфетку три печенья с корицей, положил на пол для Паддлза.
— Вы знаете, как завоевать расположение моей падчерицы, — поддела его герцогиня.
— Мы, горные шотландцы, рано учимся подкупу, — с улыбкой отозвался Росс. — Девушка не станет уделять внимание джентльмену, который не нравится ее собаке.
Блейз хотела возразить, но в этот момент появились четверо слуг: один нес серебряный чайный сервиз, второй держал поднос с чайными принадлежностями, а у двух других на подносах стояли напитки, тарелка тонких сандвичей с огурцом и блюдо с крошечными пирожными.
Герцогиня жестом отпустила слуг и, собственноручно разлив чай, подала его сначала маркизу, а потом девушкам.
— Сахар? Лимон? — предложила она.
— Нет, просто чай, — отказался Росс.
— Мне тоже, — сказала Блейз.
— Какое приятное совпадение, — пошутил он. — Почти все здесь не мясо, не рыба, не птица.
— Его светлость князь Ликос Казанов, — объявил Тинкер, войдя в гостиную.
Князь прошел мимо дворецкого, чтобы первой поприветствовать герцогиню, и склонился к ее руке, потом кивком поздоровался с Россом и подал Блейз сверток, перевязанный ярко-розовой лентой.
— Когда вчера, оказавшись в Ныомаркете, я увидел в витрине магазина это, я подумал о вас, — сказал ей Ликос.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Ликос, помните?
Блейз покраснела и положила его подарок на колени, не зная, что с ним делать, потому что ни один джентльмен еще не делал ей подарков.
— Вам с сахаром, или с лимоном? — спросила герцогиня, наливая князю чай.
— Я пью просто чай, без всяких добавок, — ответил Ликос, садясь на стул рядом с креслом герцогини.
— Мы с маркизом тоже пьем чай без добавок.
Блейз нахмурилась. Даже она поняла, что выглядит глупо, точь-в-точь как те жеманные светские незамужние девицы, которых она презирала.
— Мир померкнет без сахара в моем чае, — вставила Рейвен.
— Дорогая, разверни свой подарок. — Герцогиня Инверари взглянула на князя. — Обожаю неожиданные подарки.
— Вы обожаете любые подарки, — заметила Блейз и развязала розовую ленту.
Развернув обертку, она увидела три тонких носовых платка, обшитых нежным кружевом и расшитых крошечными голубыми цветочками.
— Как мило!..
— Голубые цветы напомнили мне ваши очаровательные голубые глаза, — сказал Ликос.
