Ла Тор указал пальцем на столик Мак Байна:
— Ты хоть подумал о том, чтобы дать ему поесть?
Корд застыл от резкой критики и разозлился на себя и на бандита, потому что все, что сказал Ла Тор было правдой. Корд должен был заметить, что у ребенка нет никакой защиты от дождя. Но, черт возьми, он пытался придумать себе оправдание; как только дело касалось этого маленького чертенка он ни минуты не мог нормально мыслить.
Корд почувствовал облегчение, когда вспомнил, что уже приготовил для Джонти бутерброд. Сердито сверкая глазами, он сказал, обращаясь к Ла Тору:
— Я, черт побери, хорошо помнил о том, что ему надо поужинать. У Джонса есть для него бутерброд с куском говядины, завернутый в бумагу.
Без дальнейших слов Корд пальцем указал Джонти на место рядом с собой. Затем, пронзая преступника холодным взглядом, он резко сказал:
— Я не хочу больше видеть тебя рядом с этим ребенком. Я попытаюсь выбить из него тебя и твои противоестественные привычки. И всякий раз, когда ты будешь появляться, я буду с ним обращаться все жестче. Поэтому сделай мальчишке одолжение, отстань от него.
Ла Тор угрожающе шагнул к Корду, забыв о двух группах людей, которые в любой момент готовы были послать друг в друга пулю.
— Интересно, в чем будет проявляться твое жесткое обращение с ним? Ты собираешься его бить?
— То, как я с ним буду обращаться, не имеет к тебе никакого отношения, бандит, — процедил Корд сквозь сжатые зубы.
Подойдя к Корду с горящими от ярости глазами, Ла Тор многообещающе пригрозил:
— Если ты когда-нибудь ударишь мальчишку, я натравлю на тебя индейцев. И обещаю, что ты умрешь медленной, мучительной смертью.
В глазах Корда зажегся ответный злой огонек, он и не заметил, что больно стиснул руку Джонти.
— Я не боюсь твоих друзей-индейцев, бандит, но хочу, чтобы ты четко усвоил, что я не бью таких подонков, во всяком случае, еще не сделал этого, — Корд холодным взглядом окинул мрачное лицо Джонти. — Хотя очень трудно удержаться и не побить его.
Ла Тор с минуту помолчал. Потом, подняв руку, он взъерошил шелковистые кудряшки Джонти.
— Ошибаешься, Мак Байн, — с нежностью в голосе сказал Ла Тор. — Побить Джонти будет для тебя самой трудной задачей в твоей жизни.
Ла Тор опустил руку на плечо Джонти и слегка погладил ее, затем двинулся к выходу, жестом указав своим людям следовать за ним.
— Ни черта подобного, — Корд резко дернул хрупкую руку и выпустил ее. — Мне доставит великое удовольствие выбить сидящего в тебе черта прямо сейчас.
Джонти пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не потереть ушибленную руку. Ни при каких обстоятельствах она не предоставит этому дьяволу возможность насладиться мыслью о том, что он причинил ей боль. Джонти вздрогнула, когда он снова заговорил, и вся съежилась от его голоса, полного презрения.
— Я честно предупреждаю тебя, Джонти Рэнд, если я когда-нибудь увижу, как ты виснешь на Ла Торе или другом мужике, я изобью тебя. Это я обещаю.
Компаньоны Корда подошли, услышав последние слова его угрозы.
— Почему ты не убил этого ублюдка? — требовательно спросил Понч.
Корд не обратил внимания на его слова и с раздражением сказал:
— Надо, черт побери, убираться отсюда.
Понч потащился вслед за Джонти и мужчинами, а его черные мысли все еще были обращены к Ла Тору.
В тот день, три года назад, Ла Тор не пустил в ход кулаки, а выпорол его арапником, изорвав в ленты его рубаху и до крови располосовав ему спину.
Это случилось на рассвете, когда Понч в течение месяца находился здесь со своими преступниками. Он возвращался в лагерь после ночного кутежа и натолкнулся на небольшую группу спящих индейцев-перебежцев. Понч стоял в тени дерева с оружием наготове, выбирая, в какую из спящих фигур, завернутых в одеяла, выстрелить. Потом его взгляд упал на лицо симпатичной молодой девушки, и он засунул оружие в кобуру. Прокравшись осторожно в лагерь, он присел на корточки возле спящей девушки. Зажав ей рот своей огромной рукой, он вытащил ее из одеяла. Девушка, сопротивляясь, колотила его руками и ногами, а он, прижав ее к себе, медленно уносил ее подальше от индейцев. Дотащив ее до скакуна, он сорвал с шеи платок и завязал ей рот, так что она не могла издать ни звука.
Перекинув ее через седло, он вскочил на коня и пришпорил его.
Вернувшись в лагерь преступников, он сорвал с девушки одежду и бросился на нее. К его удивлению, девушка сопротивлялась, как дикая кошка, исцарапала ему лицо и, в конце концов, ударила его коленями в пах. Приведенный в бешенство и скорчившись от боли, он подобрал свой короткий хлыст и обрушился на нее всей силой своего удара.
Но этот дьявол вырвался на свободу. Маленькая сучка сорвала платок со рта и завизжала так, что могла бы разбудить даже мертвого. И последнее, что помнил Понч, это как Ла Тор, вырвав хлыст, начал его сечь.
Понч думал, что это врезание в плоть никогда не закончится. Наконец, упав на колени, он униженно ползая, вымаливал прощение.
Понч съежился даже сейчас. У него в ушах до сих пор стоял смех людей, ставших свидетелями его унижения. «Я доберусь до этого ублюдка, — Понч чуть не сбил Джонти с ног, натолкнувшись на нее. — Я доберусь до него, когда он меньше всего будет ожидать этого. Откуда мне было знать, что эта чертова индианка — его двоюродная сестра».
Джонти выпрямилась, бросив сердитый взгляд на Понча, и опять переключила свое внимание на Корда и его людей, взбирающихся на лошадей. Предложат ли они подвезти ее до конюшни? Она испуганно съежилась, когда Корд неожиданно подогнал своего скакуна так близко к ней, что Джонти пришлось отскочить назад, чтобы ее не сбили с ног.
— Ну! — зарычал он. — Чего ты ждешь? — Корд сунул ей в руку расплющенный бутерброд. — Иди к упряжке. А мы пока поедем вдоль дороги и разобьем лагерь.
От мощного скачка лошади ноги Джонти оказались забрызганы водой и грязью. «Ты, жалкий ублюдок, — прошептала она. — Ты специально это сделал». Джонти смахнула слезы, подступившие к глазам. Удрученная, с поникшей головой, Джонти пошла в направлении конюшни. Было ясно, что мнение Корда о ней изменилось в худшую сторону.
«Ах, я ничего не могу поделать», — вздохнула Джонти, и, лавируя сквозь толпу на тротуаре, развернула свой ужин и с жадностью стала его есть, всем своим существом желая сбросить с себя мужскую одежду и заявить всему миру, что она всего навсего хрупкая и слабая женщина.
«Однажды, — пообещала она себе через несколько минут, войдя в конюшню, — однажды я сниму эти лохмотья, и, когда я это сделаю, Корд Мак Байн заплатит за каждую обиду, каждый жестокий поступок по отношению ко мне».
Джонти взобралась на повозку. Устало дернув поводья, она погнала лошадей на наводненную улицу.
