– Сердце моей бабушки разбито, – сказал он. – Последние двадцать пять лет она полностью посвятила себя нашему воспитанию, надеясь, что мы будем достойны занять то место в обществе, которое принадлежало нашему отцу. Чтобы унаследовать его имя и его титул. Более того, она любит нас. Невзирая на все наши дурачества, она продолжала надеяться, что мы добьемся успеха в жизни. Она пережила мужа и сына. Думаю, будет несправедливо, если она станет свидетелем смерти внука. Пожалуйста, мисс Эштон. Вы наша последняя надежда. Помогите нам, если можете.
* * *
«Помогите нам, если можете».
Эти слова поразили Марию не меньше, чем лицо Бейсинстока и его страдальческие серые глаза, непохожие на глаза брата. У него было встревоженное выражение лица, как будто он несколько часов провел с братом, но так и не достучался до него. Но больше всего ее беспокоило, что лорд Бейсинсток показался ей очень привлекательным: красивым, милым, импозантным. Таким, каким должен быть аристократ – и каким не был его брат.
От лорда Бейсинстока она узнала, что его светлость из всех комнат Торн Роуз больше всего любил охотничий зал. Это было просторное помещение в стиле восемнадцатого века с роскошной мебелью, медвежьими шкурами и чучелами тигров с оскаленными зубами и блестящими глазами, в которых отражался огонь камина, облицованного бледно-серым итальянским мрамором. Мария расположилась в глубине комнаты, оставив братьев вдвоем. Она села не очень далеко от них – на случай, если Бейсинстоку понадобится ее помощь – в окружении цветочных горшков с папоротниками и украшенных бахромой занавесок и занялась рукоделием, бросая редкие взгляды на братьев и безуспешно пытаясь представить себе, что раньше они были неотличимы друг от друга.
Как мог грубый Салтердон быть похож на своего брата, имевшего такую утонченную внешность? В красоте Бейсинстока было что-то женское, как будто рука мастера тщательно отполировала прекрасную мраморную статую. Теперь она притягивала взоры, заставляла трепетать женские сердца. Салтердон же…
Нахмурившись, она вновь принялась за вышивку и досадливо прикусила губу, пропустив стежок. Когда она через несколько мгновений вновь подняла голову, то наткнулась на изучающий взгляд Бейсинстока.
– Присоединяйтесь к нам, – он махнул рукой, показывая на свободный стул у камина. – Там вам, должно быть, холодно и одиноко.
Мария собрала иголки с нитками и пошла к камину, поправив по дороге одеяло на коленях Салтердона. Она села на кожаный стул с витой спинкой и с трудом удержалась, чтобы не протянуть озябшие ноги к огню.
Бейсинсток несколько мгновений смотрел на нее, а потом снова повернулся к брату. Его голос звучал тихо и размеренно, как будто это был обычный разговор.
– Жена передает тебе привет. И твои племянники тоже. Питеру завтра исполняется пять. На прошлой неделе Кейт научилась ходить. Бабушка, как всегда, молится о твоем выздоровлении. Боюсь, она все больше сдает. Память уже не та, хотя душа по-прежнему молода.
Бейсинсток наклонился вперед, поставив локти на колени.
– Скажите, мисс Эштон, вы думаете, он слышит нас? Мария отложила вышивание и медленно подняла голову, взглянув сначала на Салтердона, а затем на Бейсинстока.
– Почему вы на меня так смотрите, – тихо спросил он.
– Трудно представить…
– Что когда-то нас нельзя было отличить? Понимаю. Скажите, мисс Эштон, вы боитесь моего брата?
– Иногда.
– Вне всякого сомнения, слуги уже успели растревожить ваше воображение рассказами о безумии и тому подобном.
Она стиснула лежащие на коленях руки, перебирая пальцами голубые нитки. Ее щеки порозовели, голос срывался.
– Не только слуги, милорд.
– Понятно. Вы имеете в виду наших довольно бесцеремонных гостей, леди Дреймонд, – его губы сжались в тонкую полоску, а густая бровь поползла вверх. – Если перед их носами даже сейчас помахать возможностью выйти замуж за брата, то держу пари, они набросятся на нее с неменьшим воодушевлением, чем голодная собака на дохлую крысу. Более того, сама виконтесса была бы счастлива от мысли о возможном приключении с герцогом Салтердоном, если бы представилась такая возможность. Вижу, что не убедил вас.
Лорд Бейсинсток встал со стула и протянул руку Марии.
– Пойдемте, мисс Эштон. Давайте, давайте. Я ценю вашу ответственность, но тем не менее не думаю, что с ним может случиться что-то серьезное, если мы на несколько минут выйдем в коридор.
Она неохотно отложила вязание и присоединилась к лорду.
Проходя по громадной галерее, Бейсинсток показывал девушке портреты на стенах: изображения предков, навсегда запечатленные в масле на холсте. Здесь были три трехсотлетние вазы и старинная мебель, изящная поверхность которой была спрятана под сотнями слоев потемневшего воска. Мария почти не слушала. Девушка не могла оторвать взгляд от хозяина, от его высокой фигуры и прекрасно сшитого костюма, в котором он был больше похож на хорошо одетого сельского жителя, чем на одного из самых известных аристократов Англии. И помимо всего прочего…
О, как он красив!
Они вошли в затемненную комнату. Свет проникал внутрь лишь через ряд широких окон в дальней стене.
– О Боже, – выдохнула она, обводя взглядом величественную залу с уходящими вверх обшитыми панелями стенами и покрытым плюшевым ковром полом. В центре располагался рояль. Его черный корпус сверкал под хрустальной люстрой.
Бейсинсток подошел к инструменту и провел рукой по полированной поверхности. На мгновение в его глазах мелькнула боль, а пальцы сжались в кулак. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло и напряженно.
– Послушайте меня, мисс Эштон. Жил-был талантливый молодой человек, наделенный от природы особым даром. В его голове рождалась музыка, вызывающая зависть у профессионалов. С раннего возраста он был одержим желанием дать жизнь этой музыке… изгнать ее из себя, если можно так выразиться. Глубокой ночью, когда все спали, он мог прийти сюда и часами сидеть за инструментом, пока каждая нота, звучащая у него в голове не находила свою клавишу.
Бейсинсток сел за инструмент, вытянул ноги, провел пальцами по клавишам, едва касаясь их.
– Иногда я прокрадывался на веранду, сидел в темноте, закрыв глаза, слушал и мучился от ревности, почему меня природа не наделила таким талантом.
– Вы говорите о его светлости? – спросила Мария.
– Трудно поверить, правда, мисс Эштон? Невозможно представить, что этот человек, вернее то, что от него осталось, был гениальным ребенком.
Бейсинсток нажал на клавишу, и комната наполнилась звуком. Когда он взглянул на Марию, в глазах его светилась ярость, и они стали похожи на безумные глаза брата.
