Через несколько дней командование армии выпустило указ, согласно которому все роялисты и католики должны уехать более чем на двадцать миль от Лондона. Роджер рассмеялся и сказал:
— Надеюсь, они не настолько глупы и понимают, что заговоры могут зреть и за пределами Лондона.
Он собирался перебраться с семьей в Дорни-Корт, близ Виндзора, где сейчас жила его мать. Это местечко было всего на пять миль дальше означенной границы. Барбару захватило всеобщее волнение, и страхи по поводу гражданской войны отступили на второй план. В ней заговорила гордая кровь Вилльерсов: какой бы грозной ни была расплата, она должна принять достойное участие в деле возвращения короля на трон Англии!
Первая и самая дорогая расплата была личного характера. С отъездом в Виндзор она теряла возможность встречаться с Филипом. Накануне отъезда они должны были увидеться в последний раз. В связи с предстоящей разлукой их ласки были особенно пылкими, и лишь одна мысль утешала их — это вынужденное расставание будет недолгим, ведь Англия уже стояла на пороге великих перемен.
Дорни-Корт оказался обычной сонной деревенькой, и в другое время Барбара возненавидела бы его, тоскуя по ласкам Филипа. Но сейчас на нее обрушилась масса интереснейших дел и обязанностей. Каждый вечер в их доме происходили преисполненные важности тайные встречи — встречи, в результате которых могло измениться лицо Англии. В Дорни-Корт съезжались кавалеры ордена Подвязки, самые преданные дворяне, посвятившие свои жизни делу реставрации монархии. Барбара чувствовала необычайное волнение и ответственность, выступая в роли хозяйки на этих тайных собраниях. С трепетом в душе она осознавала, что под крышей ее собственного дома разыгрывается драма, финалом которой будет восстановление монархии. Другим источником огромного удовлетворения для нее стало то, что ее кровный родственник сэр Аллен Бродерик был главой ордена Подвязки. Когда король вернется в Англию, он, разумеется, отблагодарит ее и ее семью. И Барбара Палмер непременно станет одной из ярчайших звезд нового двора!
Это был удивительный период в жизни Барбары. Она все время пребывала в напряжении, чуть ли не в экстазе. Поглощенная своей новой ролью, она постоянно ощущала приближение великих исторических событий. Она отлично понимала, как важна сейчас деятельность роялистов, но все же ей трудно было переносить разлуку с Филипом. Порой, извинившись перед собравшимися, она уединялась в тишине сада и подолгу сидела, обхватив руками колени и подставив лицо солнцу. Мечты уносили ее в далекий Лондон, теплая нежность солнечных лучей напоминала о ласках Филипа, в тишине ей слышались его тихий удовлетворенный смех и нежные слова после любовных игр.
Иной раз, когда тоска становилась просто невыносимой, Барбара, оседлав лошадь, стремительно уносилась в холмы Виндзора и возвращалась в Дорни-Корт в состоянии полного изнеможения. Она стала уделять больше внимания своей внешности. Втирая ароматные снадобья, Барбара думала о том, как приятно будет поражен Филип красотой ее тела, когда они смогут встретиться вновь. Она приказывала Нэнси подолгу расчесывать ее длинные шелковистые волосы и отпускала девушку, лишь когда уставала от этого занятия. До глубокой ночи засиживалась Барбара за шитьем новых нарядов.
Несмотря на здоровый деревенский воздух Дорни-Корта, Барбара неважно чувствовала себя. Последнее время она с трудом вставала с постели по утрам, ходила по дому словно тень и лишь к вечеру собиралась с силами и принимала гостей, как всегда, остроумная и оживленная. Как-то раз в гостиной у нее закружилась голова, она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за высокую резную спинку массивного кресла. Стоявшая рядом с ней леди Маргарет Кемберли пристально взглянула на нее и спросила:
— Вам дурно?
Барбара сказала немного испуганно:
— Да, мне не по себе уже несколько дней. Какое-то странное недомогание. Пост кончился еще на той неделе, а я вынуждена продолжать его. Что бы я ни съела… — Барбара не договорила, поскольку ее собеседница неожиданно рассмеялась.
— Да-да, припоминаю… — сказала леди Маргарет, — мое «недомогание» превратилось в рослого красивого парня, ему скоро исполнится шестнадцать.
Барбара непонимающе смотрела на леди Маргарет. Глаза ее казались огромными на бледном, слегка осунувшемся лице.
— Не сомневайтесь, дорогая, вы ждете ребенка.
Остаток вечера Барбара помнила смутно. Она была ошеломлена и никак не могла поверить в то, что сказала леди Маргарет. Ведь она еще так молода и абсолютно не готова к появлению ребенка. Но позже, когда она без сна металась в постели, к ней пришло радостное успокоение. Она носит ребенка Филипа, живое свидетельство их любви! Руки ее инстинктивно сложились наподобие колыбели, словно она собиралась прижать к груди воображаемого младенца. Несколько дней Барбара вела себя как беременная женщина, ее движения стали замедленными, она казалась несколько сонной и углубленной в себя.
Наконец, не в состоянии радоваться в одиночку, она поделилась с Нэнси.
— Ты представляешь? Ребенок Филипа! Наш ребенок!
Практичная Нэнси возразила:
— Отлично, но почему обязательно Филипа? Вы же еще и с мужем живете, он тоже может претендовать на сына.
Барбара почувствовала резкую боль, словно ее ударили в живот, в то самое место, где, по ее представлениям, должен был лежать ребенок. Рука ее невольно дернулась и легла на еще плоский живот, точно хотела защитить неродившееся дитя от циничного взгляда Нэнси.
Ребенок Роджера! Барбаре даже в голову не пришло, что отцом ее ребенка может быть Роджер. Для него наиболее важным было их духовное общение. За время совместной жизни Роджер оценил личность Барбары, ее ум и энергию, и ему становилось все труднее воспринимать ее как женщину, способную дарить плотские наслаждения. В результате их ночные свидания становились все короче и реже.
Барбара вспомнила мощные чресла Филипа и успокоенно вздохнула: сомнений быть не может, это ребенок Филипа. Она вдруг разозлилась на Нэнси и прогнала ее, испугавшись, что, если они продолжат разговор, то их дружба умрет навеки. И зачем только она доверила свою тайну Нэнси? Женщины, в сущности, гораздо тупее мужчин, и если вы доверились им, то готовьтесь выслушать все их глупости, которые могут оказаться неприятными для ваших ушей.
Несколько дней Барбара разговаривала с Нэнси исключительно о делах. Она не сказала даже о том, что предположения о беременности оказались ложными, поскольку у нее началось обычное месячное кровотечение. Но Нэнси, убирая постель, заметила на простынях явные следы этого и вышла из комнаты, пряча улыбку. Самочувствие Барбары, однако, не улучшалось. Она чувствовала себя все хуже… Голова постоянно болела, и непонятная слабость все чаще овладевала ею.
