Поняв, что Сузан близка к экстазу, он заставил себя остановиться и резким движением отстранился.
Она ощутила внутри себя пустоту. Истомленное ласками тело горело огнем, требуя освобождения. Сузан балансировала сейчас на грани боли и наслаждения, и лишь во власти Ричарда было дать ей то или другое.
– Ричард, – простонала она, хватая его за руку и прикладывая к своей пылающей груди. – Я хочу тебя, хочу, чтобы ты был во мне. Я больше не выдержу!
– Гмм… когда так мило просят, я не в силах отказать.
Ричард тоже больше не мог сдерживать себя и одним резким движением снова вошел в нее, во вспышке мгновенного наслаждения ощутив, как поддается нежная плоть, как тело возлюбленной выгибается в судороге наслаждения. Сжимая ее в объятиях так, словно желая раздавить, он накрыл ее губы своими, заглушив пронзительный крик удовольствия, вырвавшийся из груди Сузан.
– Теперь ты моя… моя… – исступленно шептал Ричард, отдавая любимой всего себя…
Лучи солнца, проникнув сквозь прозрачные занавески, коснулись лица Сузан. Она улыбнулась, не открывая глаз, и попыталась заслониться от света ладонью. Но внезапное осознание того, где она находится, заставило ее задрожать как в ознобе.
Нет, Сузан пробудилась не дома на ферме, где ей удалось поспать на час-другой больше потому только, что Джинни не торопилась просыпаться. Она находилась в коттедже, в постели Ричарда, и эту ночь они провели в объятиях друг друга. От одного воспоминания о том, чем они занимались всего несколько часов назад, ее щеки залил румянец. Тело горело при малейшем движении и хранило память об особо дразнящих прикосновениях.
– Ричард…
Она открыла глаза и почему-то боязливо взглянула на постель рядом с собой. Там было пусто.
Комната, залитая светом, не хранила никаких следов присутствия Ричарда. Вчера ночью Сузан была уверена, что все просто замечательно… Но сейчас, при свете дня, ей так уже не казалось.
Может быть, ослепленная страстью, она обманывала себя? Может быть, выдавала желаемое за действительное? В конце концов, за всю долгую ночь неистовых ласк Ричард не сказал ни слова о любви. Правда, он вообще предпочитал не упоминать о чувствах, но его тело говорило за него. В каждом движении сквозило вожделение, жажда обладания… Неужели, желая ее физически, Ричард остался равнодушным к ней как к личности?…
Иначе нельзя было и помыслить о каком-либо общем будущем. А Сузан уже мечтала о возобновлении отношений, о том, что скажет ему правду о Джинни…
Джинни!
Расслабленность и сонливость как рукой сняло. Уже почти день, дочка наверняка проснулась.
Сузан бросила взгляд на часы – и ужаснулась. Ее опасения подтвердились: десять часов! К этому времени Джинни уже должна быть одета и накормлена… О Господи, неужели малышка голодает? И где же она, почему не дает о себе знать недовольным криком? И, в конце концов, где Ричард?
Все эти вопросы вихрем пронеслись в голове молодой женщины, пока она стремительно продевала руки в рукава халата и подпоясывалась… Обуваться было некогда.
Босиком Сузан бросилась к двери гостиной… И замедлила шаги, услышав низкий ласковый голос Ричарда, а затем – ошибки быть не могло – радостный детский смех.
Как ни странно, ей не хотелось быть замеченной раньше времени. Когда Сузан тихонько заглянула в гостиную, на глаза ей навернулись слезы.
– Ну что, хочешь еще бисквита?
Ответом Ричарду послужило восторженное лопотание, которое молодая мать ни с чем бы не перепутала.
– Ну ладно, уговорила… Не знаю уж, куда в тебя столько влезает! Только учти, это – последний, понятно тебе, ненасытное чудовище? А твоей маме мы ничего не скажем, потому что наверняка тебе нельзя ничего есть, кроме молока…
Он сидел в кресле, спиной к двери, и Сузан видела черные длинные волосы, слегка спутанные после сна, и широкие плечи… На одном его колене восседало с бисквитом в руке ее ненаглядное дитя. На лице Джинни сияла довольная улыбка. Вокруг в беспорядке валялись игрушки.
Сузан с трудом сдержала восторженное восклицание. Вот оно, счастье, – просто тихонько стоять тут, прислонившись плечом к косяку, и смотреть, как два ее самых любимых человека радуются друг другу. Она даже боялась шевельнуться, чтобы чудесное видение не исчезло.
– Нет, Джинни, вот дудки не будет. Возьми-ка слоника.
Ричард мягко, но настойчиво вытянул из детской ручонки громкий музыкальный инструмент и вложил в пальцы другую игрушку.
– Ведь мы не хотим разбудить маму, правда?
– Та!
Джинни с энтузиазмом схватила резинового слоника и забарабанила им по коленке Ричарда, тот слегка поддерживал малышку под спинку, чтобы она не свалилась.
– Та! Та! Па-па, па-па-па!
Сердце Сузан болезненно сжалось. Джинни давно уже научилась повторять разные слоги, но почему-то изо всех мыслимых сочетаний сейчас выбрала именно это.
– А вот тут ты ошиблась. – Сузан послышалось или в его голосе действительно прозвучала нотка сожаления? – Ты меня путаешь с мистером Оуэном, который…
Ричард внезапно осекся, и Сузан зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Она-то знала, что означает внезапная сосредоточенность взгляда ее дочери, этакое напыщенное выражение лица, достойное члена парламента! А в следующий миг это стало известно и Ричарду.
– Джинни! – вскричал он осуждающе. – Я же только что сменил тебе ползунки!
Возможно, настал подходящий момент для появления на сцене. Однако что-то удержало Сузан, хотя Ричарда, судя по всему, надо было спасать. Но молодая женщина хотела посмотреть, что же будет дальше.
Сузан приняла решение. Приняла его именно в тот момент, когда Ричард принялся стягивать с ее… с их ребенка мокрые ползунки.
Она скажет ему все. Просто обязана сказать. Другого выхода нет. А если после этого он повернется и уйдет – что ж, таков будет его выбор.
– Джинни, чудовище! Не могла бы ты махать ножками чуть помедленнее, я просто не успеваю уворачиваться!
Возглас протеста вырвался из уст Ричарда, когда малышка ловко заехала ему в глаз розовой пяточкой. Кажется, элементарная человечность должна была побудить Сузан вмешаться в неравную борьбу…
Но, улыбаясь, она смотрела и ждала.
– Можешь смеяться, если хочешь, – глядя на малышку сверху вниз, сказал Ричард с отчаянием, потому что Джинни так сучила ножками, что не было никакой возможности запихнуть ее в сухие ползунки. – Но я своего все равно добьюсь, так и знай. А, попалась!
Р-раз – и пухлая розовая ножка оказалась в штанине. Ричард довольно хмыкнул.
– Ну вот, видишь! Штука в том, что ты – мой козырь. Твоя мама тебя обожает, а мне нужна твоя мама – я имею на нее, так сказать, виды. И если наградой мне будет ночка вроде нынешней, я готов сколь угодно времени запихивать тебя в эти дурацкие штаны, маленькое ты чудовище…
