Она сникла.
— Все решено. Отец сказал, что свадьба с мистером Фостером состоится весной, вероятно, после клеймения скота, и мне придется переехать в Шайенн. А я не хочу этого! Я знаю, что мне не понравится жить в городе, я желаю остаться на ранчо.
— Вы не хотите выходить за этого мужчину?
Надин покачала головой. В ее взгляде ясно читалось, чего она хочет.
— Боже, что делать! — простонал Арни. — Если б у меня хоть что-нибудь было!
Он ощущал полнейшее бессилие и не мог с этим смириться, а она думала о тысячах акров земли, за которые должна заплатить своим счастьем.
— Боюсь, у нас нет выхода. Даже если я скажу, что мне не нравится жених, отец ни за что не изменит свое решение. Ему наплевать на мои желания и чувства.
— Если только… уехать, — не слишком решительно произнес Арни.
— Сбежать? Отец найдет нас и убьет. И потом… разве ваша мать приняла бы девушку без приданого?
— Наверное, да. Не думаю, что она надеется заполучить богатую невестку.
— Значит, у бедных все проще?
— Едва ли. Со мной вас бы ждала очень тяжелая жизнь.
— Вы не знаете, как тяжко здесь, — сказала Надин и заметила: — Хотя… быть может, если б я не встретила вас, я и была бы рада уехать отсюда. От отца и от нее.
Надин впервые заговорила о своей юной мачехе, и Арни ухватился за это.
— Вы не ладите с мисс Эвиан?
— Она меня ненавидит, хотя я не сделала ей ничего плохого. Она заняла место моей матери, которое ей не принадлежит.
— Но ведь это произошло не по ее воле.
— Здесь ничего не делается по доброй воле, — с горечью произнесла Надин и заметила: — Мне пора. Я и так достаточно сильно рискую. Да и вы тоже.
— Я готов рисковать, чтобы видеться с вами, — сказал Арни, грея ее пальцы в своих ладонях. — В конце концов, у нас еще есть время. До весны многое может измениться.
Прощаясь, они еще раз поцеловались. Арни крепко обнимал Надин, и ей чудилось, будто она тает в его руках.
Когда она пошла к дому, он смотрел ей вслед, а девушка вдруг обернулась и в отчаянии воскликнула:
— Знайте, я люблю вас! Да, да, люблю! И буду любить, что бы ни случилось.
Арни показалось, будто что-то обрушилось на него с неба, но не ударило, а переполнило до краев. Наверное, девушка не должна говорить такое мужчине, говорить первой. Но Надин сделала это, и он был покорен ее смелостью.
Кларенс считал, что раз она — дочь Иверса, значит, ей суждено оставаться по другую сторону невидимого барьера, но Арни думал иначе. А сегодня все окончательно рухнуло и смешалось.
— Я тоже люблю вас, мисс Надин! Я буду ждать вас, как условлено!
Вбежав в дом, девушка остановилась и прижала руки к пылающим щекам. Надин понимала, что ей необходимо успокоиться, пока никто ничего не заметил.
Итак, она целовалась с мужчиной и призналась ему в любви. А еще Арни дал понять, что женился бы на ней, не будь их союзу столько препятствий.
В тот вечер Надин раз за разом поднимала крышку шкатулки, наслаждаясь волшебной мелодией. Когда-нибудь шкатулка сломается. Но любовь никогда не умрет.
Арни не стал рассказывать приятелю ни о том, что сделал Надин подарок, ни о том, что целовался с ней, ни о том, что они признались друг другу в любви. Ему казалось, что Кларенс посмеется над ним и скажет: «Ты просто не знал ничего другого». И как обычно добавит, что Иверсы — их враги.
Если Арни и вел себя не совсем обычно, то Кларенс этого не заметил: его мысли были полны предстоящими встречами с Эвиан.
Кларенс не внушал ей страха, больше того — с тех пор, как он вошел, вернее, ворвался в ее жизнь, в душе Эвиан нарастала уверенность в пусть не скором, но реальном избавлении.
Они вошли в лес и остановились под пихтами. Хотя был день, здесь, в гуще деревьев, свет казался тусклым и слабым. Порой откуда-то сверху сыпался снег, сухой и мелкий, как просеянная мука. Из таинственной глубины долетали странные звуки — то ли стон, то ли вой, а иногда становилось так тихо, что можно было без труда посчитать удары собственного сердца.
— Мне кажется, можно прожить здесь сто лет, гораздо дольше, чем Зана, но так и не понять этот край.
— Я не желаю ничего знать об этой земле. Мне здесь не нравится, — в голосе Эвиан звучала тоска человека, заключенного в тюрьму.
— Вы хотите уехать отсюда? — Кларенс сделал ударение на втором слове.
— Я желаю вырваться на свободу.
Кларенс затаил дыхание. Это был тот самый судьбоносный миг, который он не мог упустить.
— А если нам уйти вместе?
— Сейчас?
— Старая индианка, — проговорил Кларенс, вдохновленный тем, что Эвиан не сказала «нет», — наверняка знает тропы, по которым можно пробраться даже зимой. Пока что снега немного, и мы могли бы успеть… Я мало что умею и у меня ничего нет, но мне невыносима мысль, что вы находитесь в лапах Иверса!
Взор Кларенса пылал. Его «богатство» заключалось в безрассудной страсти, а бесстрашие — в непоколебимой уверенности в своей правоте.
— Я готова на все, лишь бы очутиться подальше от «Райской страны»! — призналась девушка.
— Так вы согласны?
— А если он догонит и убьет?
— Разве вы боитесь смерти?
Ее глаза были темны, как ночь, а губы крепко сжаты. Кларенс заметил, как Эвиан вонзила ногти в ладони.
— Нет, не боюсь. Меня страшит не смерть, а разочарование. Вас Иверс пристрелит, а меня вернет обратно. Я этого не переживу.
— Я не уверен, что он сможет меня пристрелить. Я буду защищаться. Я не отдам вас ему.
Кларенс напряженно ждал ответа, должного определить его судьбу. Наконец девушка промолвила:
— Почему вы хотите мне помочь?
И тут у него вырвалось:
— Я люблю вас! Но вам не стоит меня опасаться! Клянусь, я ничего от вас не потребую, даже не попрошу!
Неожиданное признание не вызвало у нее ни испуга, ни смущения, ни трепета. Эвиан лишь подумала о том, что Иверс лишил ее того, что свойственно каждой девушке: любовных грез.
— Но я его жена.
— Вы считаете узы этого брака священными?
— Нет. И никогда не считала.
— Тогда что вам мешает?
Казалось, каждая клеточка его тела замерла в ожидании ее ответа, а она вдруг сказала:
— Хорошо, я согласна.
Кларенс облизнул пересохшие губы.
— Тогда я начну готовиться.
— А как же ваш напарник? — вспомнила Эвиан.
— Он или уйдет с нами, или останется здесь. Я не знаю, что он решит, но в любом случае Арни — очень хороший друг. Он всегда меня понимал, поймет и на этот раз.
Кларенс взял руки Эвиан в свои. Она слегка напряглась, но не стала противиться. Его ладони были мозолистыми и теплыми. От него пахло сеном, дымом и еще чем-то, неуловимым, но волнующим. И Эвиан вновь с горечью подумала, что своими грязными прикосновениями Иверс лишил ее способности чувствовать привлекательность мужской силы, а, возможно, — даже способности любить.
