и ноги оледенели. Но даже подвигаться в тесноте корабля было нельзя, приходилось терпеть, сжавшись в комок.
Вчерашним ранним утром три Асвардовых корабля покинули безымянный островок, который Снефрид про себя называла островом Старика. Чтобы не потерять дивокамень, она в тот же вечер при помощи льняного лоскута пришила его к своему запасному поясу, сотканному из простой белой шерсти, и спрятала в ларь. О своем приключении она не обмолвилась ни словом. Утром она отважилась, пока вещи переносили из гостевого дома к кораблям, снова дойти до скалы; разумеется, никакой хижины из кривоватых сосновых стволов на другой стороне острова не оказалось. Окажись она там, Снефрид удивилась бы сильнее. Исчезновение же хижины со всеми шестью обитателями подкрепило и догадки Снефрид, и намерение помалкивать об этом.
Когда отходили от Старикова острова, дул попутный ветер, а волны были такой величины, что на большом корабле, как Асвардов «Соболь», их можно было не замечать. Предстоял долгий переход через открытое море, когда до наступления ночи не получится достичь суши. Ближайшие острова в восточном направлении лежали вблизи противоположного берега, и увидеть их предстояло лишь на рассвете следующего дня, когда открытое море останется позади.
Сам дневной переход прошел без происшествий, кроме того что Снефрид впервые увидела, как на корабле готовят пищу. Обычно горячую кашу или похлебку мореходы ели только утром и вечером, на стоянках, среди дня довольствуясь хлебом, сыром, вяленым мясом, которое можно жевать сколь угодно долго, но в суточном переходе Асвард велел сварить похлебку из крупы и солонины, и Снефрид с Мьёлль сами занялись этим – им все равно было больше нечего делать. Для этого люди Асварда сначала вынули одну из палубных досок близ мачты. Потом на мачту установили палку с рогулькой (рогулька надевалась на мачту) – палка называлась «выстрел». Ее дальний от мачты конец прикрепили веревками тоже к мачте, а боковыми оттяжками – к бортам, чтобы не вращалась. К палке-«выстрелу» подвесили большущий железный котел и в нем развели огонь. А над этим котлом подвесили другой котел, поменьше, и уже в нем кипятили воду. Искры и стреляющие угольки через отверстие от вынутой доски летели в трюм, где вечная сырость мешала им наделать пожара. Туда же свесил ноги сидевший возле «выстрела» Лунан, следивший за костром. Снефрид восхищалась хитростью и в то же время простотой этого приспособления, а среди целого дня на морском ветру горячая похлебка была очень кстати.
Потушив огонь, угли выбросили за левый борт, приспособление разобрали, его части убрали обратно в трюм. Вечером подкрепились хлебом, сыром и водой. Асвард стремился за долгий день середины лета пройти как можно больший участок пути, поэтому корабль шел, пока было что-то видно, и даже потом, когда стемнело и выглянули звезды. В темноте усталая Снефрид наконец задремала.
Когда она проснулась, корабль стоял, а вокруг был густой туман. В темноте ветер стих, нельзя было даже оглядеться, и Асвард, как обычно здесь бывало, пережидал до рассвета. Корабль стоял на якоре, люди, кроме нескольких дозорных, спали на палубе и между скамьями, положив головы на свои мешки и друг на друга, укутавшись в толстые плащи.
В полудреме Снефрид показалось, что она слышит хриплый птичий крик. Вон он раздался снова. Моргая, Снефрид обернулась на звук.
– Вон там, – сипло проговорил у нее над головой Асвард.
Снефрид посмотрела на него: усталый, невыспавшийся, с его темными длинными волосами и бородой, он сам напоминал ворона. Морщины стали глубже, под глазами набухли мешки.
Перед мачтой мелькнула крылатая тень, и Снефрид ахнула. Вырвавшись из тумана, ворон присел на борт в нескольких шагах от нее. Крупная птица, угольно-черная, гладкая, поводила головой, глядя на Снефрид то одним круглым и блестящим, как мокрый камешек, глазком, потом другим. Ворон снова поднялся в воздух, сделал круг над палубой и устремился вперед. Из тумана донесся крик.
– Ворон! – подтвердил Хамаль Берег, моргая спросонья: они с Лейви дремали на ближайших к корме скамьях. – Выходит, земля уже где-то близко.
– Похоже, он нас зовет за собой, – пробормотал Асвард. – Эй, ребята, просыпаемся! Дойдем до берега, там поспим.
Взяв из-под своего сидения рог, Асвард затрубил. Люди стали просыпаться, толкать и будить соседей, подниматься. Асвард затрубил снова, из тумана ему ответили два других корабля. Ворон вился возле переднего штевня, иногда присаживался на резную звериную голову, дожидаясь, пока люди придут в себя и возьмутся за весла. Всем хотелось поскорее оказаться на твердой земле, развести огонь, обогреться, приготовить еды, а потом уж поспать в шатрах или просто на подстилках у костра, главное, вытянувшись на воле.
– Поднять якорь! – крикнул Асвард, потом, пока люди тянули трос, взглянул на Снефрид: – Уж не сам ли Один прислал нам эту птичку?
– Может, и так, – стуча зубами, согласилась она.
И подумала: после той встречи есть ли у нее право ждать благосклонности Отца Богов? Вроде бы она с ним не поссорилась, хоть и не приняла его совета возвращаться. Какое ему, казалось бы, дело до жены какого-то разорившегося торговца, доберется она к нему за море или нет? Однако кто знает, чего Всеотец хочет на самом деле? Только он сам, больше никто.
– Якорь чист! – крикнули спереди.
Поднятый якорь закрепили тросами на борту, люди взялись за весла. Ветра не было, туман стоял стеной, но из него то и дело доносился крик ворона, и Асвард правил, следуя за ним. У Снефрид обрывалось сердце от волнения: посланец Одина вел корабли через туман, а в таких случаях за стеной тумана всегда ждет путников нечто необычное. Куда они причалят? Прямо к Асгарду?
Но вот подул ветер, туман стал редеть. И стало видно, что земля уже близко – синеватая полоса низкого, плоского берега.
– Вот он, Дневной остров, – сказал у нее над головой Асвард. – Вот мы и переправились через море, хвала Эгиру, Ран и Ньёрду!
Снефрид окинула взглядом посветлевшее небо, но ворона нигде не увидела.
* * *
Остров Дагэй – Дневной остров, или остров Дня – назывался так потому, что лежал в полном суточном переходе от Готланда или от крайних скал перед входом в Озеро. Был он весьма велик – глазом не окинуть, – но заселен мало. Возможно, люди опасались здесь селиться именно потому, что остров лежал прямо на оживленном морском пути, и все корабли, идущие из Северных Стран на Восточный Путь или в обратном направлении, останавливались здесь, и для любого «морского конунга» эти места оказались бы легкой добычей.
– Южнее находится Эйстланд, – рассказывал Асвард еще вчера, по пути, – примерно в
