Эндрю с трудом скрыл свое потрясение. Для них, возможно, это была и приятная новость, но для него определенно нет. Короли склонны к экстравагантным выходкам, если их, не дай Бог, осеняет любовь. А самое главное, едва ли в такой ситуации Яков захочет думать о политическом браке. Однако Эндрю прекрасно владел собой и даже улыбнулся.
— И кто же эта счастливица?
— Мэгги Драммонд, сестра моей миленькой жены, — ответил Флеминг.
— Мэгги Драммонд?
— Мэгги хороша, она способна увлечь даже короля. По крайней мере, сестра ее способна вытворять такое, что даже не снилось убогому мужскому воображению. — Флеминг хихикнул в бороду. — Между прочим, Драммонды уже подарили Шотландии королеву. Кто знает, может быть, история и повторится.
— И речь уже идет о браке?
— Нет… пока. Но все возможно. Впрочем, все же гораздо предпочтительнее видеть на престоле младшего брата Якова. Женщины — сосуд зла, они лукавы и непостоянны, а вот ребенком можно руководить по своему усмотрению.
Эндрю ушел с той встречи преисполненный презрения, и до сих пор это ощущение не оставляло его.
Но сейчас, сообщив о своих планах Джеффри, он должен был ждать. Ждать и хранить себя от железной хватки Донована Мак-Адама. Последняя задача казалась теперь самой сложной.
Эндрю вовсю гнал коня. Донован не может вломиться в двери дома Мак-Леодов в поисках слуги посреди ночи. Яков не потерпел бы таких действий со стороны членов двора. Все было еще слишком зыбко, и грубое обращение с такой леди, как Энн, могло вызвать вспышку нежелательных настроений. Но утром Донован уже будет у дверей дома, и Эндрю надлежало оказаться там раньше, чем это произойдет.
Давно он не испытывал такого изнеможения, и прощальные слова Флеминга не выходили у него из головы: «Сэр Эндрю, я понимаю, что Англия обессилена только что закончившейся войной Алой и Белой розы[2]. А поэтому Генрих Тюдор, очевидно, предпочитает пользоваться старым методом: засылать шпионов и использовать изменников, вроде нас с вами».
Эндрю зловеще нахмурился при мысли, что его имя может фигурировать в одном ряду с именами таких подонков, как Флеминг. Но это — в последний раз, пообещал он себе; больше он не позволит ставить себя в такое положение.
Эндрю вспомнилась еще одна поразившая его вещь.
Когда они беседовали, вошел человек Флеминга с подносом в руках, верзила, за поясом у него висел нож с длинной ручкой. Эндрю поразило, какими понимающими взглядами обменялись господин и слуга, когда он случайно упомянул, что Яков III мертв.
Вздрогнув от внезапной догадки, Эндрю сказал:
— Мы, англичане, не укрываем убийц, лорд Флеминг.
— Вы шутите, — рассмеялся Флеминг.
— Отнюдь, — ответил Эндрю и обратился прямо к слуге: — Как твое имя?
— Стивен, сэр.
— Можешь идти, Стивен, — быстро и жестко приказал Флеминг, как показалось Эндрю, с нервозностью в голосе.
Стивен предостерегающе злобно взглянул на хозяина, но повиновался. Теперь Эндрю догадался о многом, а именно, что Флеминг организовал убийство Якова III. Все концы сходились, и когда-нибудь эти сведения могли сыграть Эндрю на руку. Еще он понял, что Донован Мак-Адам стоит на пути не только у него, но и у Флеминга. Но Донован являлся соперником, заслуживающим уважения, и убивать его вовсе не входило в планы сэра Эндрю Крейтона — он вообще не хотел брать грех убийства на свою душу.
Его конь отмерял милю за милей, и мысли Эндрю сосредоточились на Энн. Если явится Мак-Адам, расскажет ли Энн ему о том, что ее домоправитель провел ночь вне дома?
Имея в качестве заключенных сестру и брата, Энн едва ли питала симпатию к Мак-Адаму, но ославиться на всю страну укрывательницей английского шпиона? Это означало бы обесславить весь ее древний род. Вместе с тем, выдав его Доновану, она могла рассчитывать на милосердие короля по отношению к брату и сестре.
Добравшись до дома, он тихо провел лошадь к конюшням. Казалось, весь Божий свет спал, но он не мог позволить себе риска. Дав лошади остыть и вымыв ее, чтобы не осталось следов ночного путешествия, уже в предрассветных сумерках он проскользнул к задней части дома.
Пробравшись к окну, которое он в подобных случаях оставлял не запертым, Эндрю распахнул его и залез внутрь. Напряжение бессонной ночи, скачки и схватки навалились на него; кроме того, вновь начала кровоточить рана, и от потери крови кружилась голова.
Постояв внутри с минуту, он отшвырнул в сторону плащ и зажег свечу. Повернувшись от стола и сделав шаг к двери, Эндрю оказался лицом к лицу с Энн Мак-Леод, сидевшей в глубоком кресле прямо напротив него.
Как ни быстро скакал Мак-Адам, впереди его ждала задержка: он должен был появиться в замке. Как бы там ни было, Мак-Леоды относились к числу самых знатных фамилий и могли собрать под своими знаменами многих. Со времени коронации Якова буквально замучили заговоры и бунты, и ему совершенно ни к чему был еще один мятеж. Кроме того, сам Донован не горел желанием дискредитировать семейство, к которому относилась его будущая жена. Вспомнив про Кэтрин, он улыбнулся. Появилась лишняя возможность заставить упрямицу прислушаться к голосу разума. Разумеется, предстояло выяснить, насколько причастна к происходящему Энн Мак-Леод. Донован получит разрешение от Якова на визит к леди, известной своими мягкосердечием и хрупкостью и наверняка считающей его тираном: тем легче будет получить от нее нужные сведения.
Из головы у него не выходили смеющиеся ему в лицо голубые глаза поверх повязанного синего платка. В том, что это был Эндрю Крейтон, он не сомневался. Но уверенность еще не доказательство. Энн Мак-Леод должна выдать ему этого человека, — едва ли она станет заступаться за него. Но как не пытался он опорочить в своих глазах англичанина, не мог не восхищаться им. Восхищаться и уважать его, невзирая ни на что, ибо немного приходилось Доновану встречать людей столь благородных и с таким чувством собственного достоинства.
За Эндрю Крейтоном стояло нечто большее, чем могло показаться. Кольцо в кармане Донована было единственным в своем роде; по этому колечку он рассчитывает выйти на след владельца.
У Мак-Адама были кое-какие подозрения. Эндрю производил впечатление человека слишком образованного и изысканного в манерах, слишком искусного в обращении с мечом для простого английского наемника. Как бы там ни было, Эндрю оказался одним из лучших фехтовальщиков, с которыми Доновану приходилось сталкиваться. В голове у него даже мелькнула мысль, что таких именно людей он хотел бы иметь в качестве друзей и союзников.
В замке хранилась книга с перечнем всех пэров Англии. При некотором усердии Донован мог выйти на нужное имя и вынуть этот сучок из своего глаза. Мак-Адам с воинами с грохотом въехал в замковый двор. На шум немедленно выбежали сонные слуги, чтобы принять лошадей и вынести по чаше вина хозяевам.
