— С ней случился мистер Том Дилхорн. А теперь ваши волосы, мистер Дилхорн, ваши волосы.
Том взглянул на себя в зеркало.
— Мои волосы? Я думал, что хоть на этот раз сумею потягаться с красивыми молодыми офицерами, к которым неравнодушна моя жена. Вам же нравятся красивые молодые офицеры, миссис Дилхорн?
Эстер пропустила последнюю фразу мимо ушей.
— В таком виде вы можете тягаться лишь со всяким рваньем в Скалах, — с насмешливой суровостью заявила она. — Сядьте, а я вас причешу.
— Мегера, — подытожил Том. — Все это из-за того, что вы оставили школу, и вам больше не кем командовать.
И все же он снова сел, позволив Эстер уложить его непослушную соломенную шевелюру в некое подобие прически «а ля Брут».
— А теперь, — заявила Эстер, любуясь отражением в зеркале, — скажи, почему ты не хочешь стать мировым судьей. Все «избранные» в Сиднее считают, что ты просто горишь желанием и не можешь дождаться того дня, когда губернатор объявит о твоем назначении.
— Еще рано, — ответил Том, вернувшись к своей обычной немногословной манере. — Макуайр слишком торопится. Меня никогда не примут в приличном обществе. Алана, возможно. Он был джентльменом до ссылки, а я… — он пожал плечами, — был вором. Я даже не знаю собственного отца. Мое происхождение и отбытый срок на каторге навсегда останутся со мной, каким бы богатым и могущественным я ни стал. — Его лицо неожиданно изменилось, теперь на нем не было ни капли насмешки. — Да и не хочу я быть мировым судьей, хотя, может, и стану им хотя бы для того, чтоб доказать: Том Дилхорн, вор, уголовный преступник и торговец, остается Томом Дилхорном и способен рассмеяться в лицо всем тем, которые считают себя лучшими.
— О, но для этого не обязательно становиться мировым судьей, — возразила Эстер.
В ответ Том выпрямился, подбросил ее в воздух, словно ребенка, и со смехом сказал:
— Теперь я знаю, зачем женился на вас, миссис Ди. Когда сегодня мы будем сидеть, такие серьезные, среди респектабельной публики, я буду думать о том, что больше не одинок, и что мне есть с кем поделиться своими тайнами… даже если вы не удостаиваете меня своей близостью.
Он снова поставил ее на ноги.
— Мы готовы предстать перед ними, моя дорогая, а Миллер вот-вот подаст карету, чтобы мы прибыли в губернаторский дом вовремя.
Естественно, Эстер была права, полагая, что к Тому отнесутся с презрением. За ужином, он сидел напротив нее, и никто, кроме губернатора, даже не обратился к нему.
В конце ужина начали провозглашать официальные тосты. До сих пор леди и джентльмены пили за здоровье друг друга. Пат чокался с Эстер, но никто не чокнулся с Томом, и его бокал стоял нетронутым.
Эстер знала, что, несмотря на репутацию прожигателя жизни, Том почти не пьет, и здесь, в окружении пьянеющих на глазах мужчин и женщин, выказывает свое равнодушие к ним, не притрагиваясь к вину.
Оркестр с большим чувством заиграл марш: «Моя любовь, как красная, красная роза», объявив начало официальной части. Распорядитель велел гостям встать и поднять бокалы. Шум отодвигающихся стульев сопровождался какой-то суетой на дальнем конце стола.
Молоденький лейтенант, выпивший больше, чем следовало, вскочил раньше остальных и закричал, обращаясь к губернатору.
— Нет! Я не буду пить за здоровье его величества короля Георга III в компании уголовника! Может, вы и губернатор, сэр, но вы не заставите меня пить вместе с ним.
Он махнул рукой в сторону Тома и, высоко подняв бокал, выплеснул рубиновую жидкость на скатерть.
Поднялся шум.
Полковник О’Коннелл, с таким же багровым лицом, как вылитое вино, крикнул в ответ:
— Заткнись, дурень. Ты с ума сошел?
Остальные офицеры, смущенные тем, что подвыпивший мальчишка высказал вслух то, что у всех было на уме, попытались утихомирить лейтенанта, но он не умолкал, пока майор Мензес не зажал ему рот ладонью.
— Нет, это он сумасшедший, — кричал лейтенант, указывая на Макуайра, сидящего с каменным лицом. — Навязывать офицерам и джентльменам общество Дилхорна, пытаться сделать его мировым судьей… — Окончание пламенной речи оказалось заглушенным огромной лапищей Мензеса.
Поднялся шум. Мужчины начали переговариваться. Женщины захихикали. Единственным человеком, сохранившим спокойствие, был Том Дилхорн.
С улыбкой приподняв бокал, он наблюдал за тем, как смущенные офицеры выволокли из комнаты сопротивляющегося молодого человека.
Выражение его лица осталось непроницаемым. Он повернулся к майорше миссис Миддлтон, сидящей справа от него и всем своим видом выражающей недовольство от подобного соседства.
— Ну что, сударыня, выпьем за единственного честного человека в этой комнате. У него одного хватило духу высказать то, о чем все думают втихомолку. Он заслуживает, чтобы в его честь провозгласили тост… и вы наверняка не откажете ему в этом.
Миссис Миддлтон посмотрела ему в глаза и ледяным тоном ответила.
— Так и есть, мистер Дилхорн. Все удивляются, что вы оказались в числе присутствующих.
Том продолжал держать бокал поднятым, но, видя, что она не собирается с ним чокаться, усмехнулся снова.
— Да? — произнес он. — Но, сударыня, я нахожусь здесь по приглашению губернатора, как и вы. Более очевидного ответа и быть не может. Не думаете же вы, что я должен был оскорбить губернатора своим отказом?
Эстер не сводила с него глаз. О, она прекрасно знала это выражение лица и этот голос. Пат Рамси затаил дыхание, а миссис Миддлтон покраснела, как помидор.
— Губернатору следовало быть умнее… — начала она и вдруг поняла, что случилось. Том вызвал ее на разговор, и не один раз, а даже дважды, хотя она, увидев его за столом рядом с собой, мысленно поклялась, что не удостоит его подобной чести. Хуже того, Том вынудил ее оправдываться, хотя на самом деле защищаться должен был он! — Некоторые люди, — во всеуслышанье объявила миссис Миддлтон, — знают свое место!
Том выпил вино, а лишь потом ответил.
— Я согласен с вами, сударыня. — Его улыбка была убийственной. — А сегодня мое место здесь, за этим столом, рядом с вами. Разве нет, миссис Миддлтон? И, похоже, мой бокал уже пуст…. Видите, вам даже не придется пить со мной за здоровье монарха.
Пат Рамси расхохотался.
— Я в восторге от вашего мужа, — обратился он к Эстер. — Если бы не…
— Не продолжайте. Я прекрасно знаю, что вы, капитан Рамси, полностью согласны с бедным лейтенантом. Он был единственным человеком, сказавшим правду, и пострадал за это.
— Завтра он проспится и пожалеет о собственной глупости, — возразил Пат. — А теперь мы должны выпить за здравие его величества, вы и я.
Том поставил пустой бокал перед собой и низко поклонился миссис Миддлтон, а затем Эстер.
