Она помнила поцелуй этого человека, потрясший ее до глубины души. Каждый нерв ее звенел как струна, будто никогда раньше никто не целовал ее. Вся кровь ее тосковала по нему, словно она и не знала мужского тела. Ившир был прав, когда настоял, чтобы она переоделась юношей. С ним она не осмелилась бы тягаться в ином обличье.
Мег хлопнула в ладоши и принялась читать имена, написанные на клочках бумаги, которые она вытягивала из вазы. После очередного имени публика разражалась аплодисментами.
– Мистер Джордж Финбэнк Луишем. – Громкие крики приветствовали джентльмена, который, едва держась на ногах, опустошил еще один стакан вина и принялся кричать вместе со всеми. – Лорд Хартшем...
Разразилась настоящая буря ликования. Новый любовник Мег засмеялся и отвесил публике поклон.
– Очень безрассудный молодой человек, – сухо заметил Дав.
– Лорд Боун. – Сверкнуло зеленое шитье – барон приветствовал публику поднятым стаканом. – Мистер Чарлз Мейхью.
Мейхью только моргал и ухмылялся.
– Полку безрассудных молодых людей прибыло, – заметила Сильвия.
Дав наклонился к ней:
– А себя вы к ним не относите, мистер Уайт?
– Я секретарь, сэр, а не балованный повеса в поисках острых ощущений.
– Тем хуже для тебя, – заметил Дав.
Мег взяла последний клочок бумаги, и лицо ее так и озарилось весельем, когда она повернулась лицом к Даву.
– И мистер Роберт Синклер Давенби.
– Боже, сэр! – выдохнула Сильвия, в то время как приветственные крики гремели по всей террасе. – И вы тоже вызвались?
– Я хочу получить серых меринов.
– Так вы пили для храбрости?
Он повернулся и посмотрел на нее своими темно-карими глазами.
– А для чего еще, по-твоему, мужчине пить?
– Неужели вы так низко цените свою шею? Лошади совершенно неуправляемые.
– Вы так печетесь о моем благополучии, мистер Уайт?
– Вовсе нет, – она с мальчишеской бравадой. – Но если вы убьетесь, я потеряю работу. Я пекусь о своем месте.
– Как неудачно, – посочувствовал Дав, – ибо ты сохранишь свое место только в случае, если будешь сопровождать меня.
Сердце у нее так и упало. И тут же она едва не рассмеялась, сообразив, в какую западню попала. Она не боялась лошадей и умела править упряжкой. Такой вызов безумству ни один настоящий молодой человек никогда в жизни не пропустил бы, но любая женщина сочла бы такую затею или смехотворной, или ужасающей. f
– Или вы едете со мной, сэр, или считайте себя безработным. – И он посмотрел в залитое лунным светом небо. – Я буду вынужден принять меры, чтобы за долги тебя заключили в тюрьму.
– Ах, ублюдок! – вырвалось у Сильвии. – Я же не могу заплатить долг!
Его лицо в раме сияющего белизной парика повернулось к ней, и он надменно посмотрел на нее сверху вниз:
– Я найденыш. Неизвестно, являюсь ли я также ублюдком или нет. Но как бы то ни было, мистер Уайт, прошу вас впредь не забываться.
Краска смущения жаркой волной залила ее щеки. Не сходит ли она с ума? Такие выходки совершенно не в ее характере. Однако она была в ярости от того, что ее принуждали ввязаться в подобную глупость. И, возможно, к ярости примешивался довольно сильный страх.
– Примите мои извинения, мистер Давенби, – чопорно наклонила она голову. – Обещаю, что подобное не повторится.
– Ты боишься?
– Нет, – ответила она. – Разумеется, нет.
– Тогда пошли, сэр! Я твердо намерен победить.
Он схватил ее за рукав и побежал по ступеням вниз, волоча ее за собой. Другие возницы со своими сопровождающими тоже спускались к саням. Только двое участников выглядели не совсем вдрызг пьяными: лорд Хартшем и его человек, судя по всему, камердинер.
– Вы посмотрите! – воскликнула Сильвия. – Ей-богу! Они же заключают пари на победителя!
– Ничего подобного, – опроверг Дав. – Просвещенные господа просто заключают пари, выйдут ли живыми десять человек и пятнадцать лошадей из первого заезда. Жизнь или смерть, мистер Уайт, только такое пари и имеет смысл заключать.
– В таком случае имеет смысл ставить на смерть, – ответила она. – Потому что будь я проклят, если понимаю, как из такого заезда можно выйти живым.
Участники рассаживались по саням, брали в руки вожжи. Бубенцы звенели. Дав прыгнул в сани, запряженные тройкой серых меринов, и втянул Сильвию за собой. Она плюхнулась на узкое сиденье, и ее бедро прижалось к его бедру. Ее обдал жар его тела и запах вина, от которого он опьянел, как и все остальные.
– Не беспокойся, – ухмыльнулся он. – Править буду я. Дав ухватил вожжи одной рукой в перчатке, хлыст он держал вертикально другой рукой.
– Если мы победим, я дам тебе одного коня, – пообещал Дав.
– Вы серьезно? – смогла вымолвить Сильвия сквозь сжатые зубы.
– Конечно.
– Тогда давайте победим!
– Мы будем ехать быстро. Используй вес своего тела, чтобы уравновесить сани на поворотах. Сможешь?
– Смогу. Вы что ж, думали, что я сейчас пойду на попятный?
Он широко улыбнулся.
– Ни секунды я так не думал!
Дав кое-как выровнял их тройку. Серые встряхивали гривами, нервно перебирали копытами, взбивая в пену затоптанный снег. Сани вздрагивали.
Остальные возницы тоже как-то сумели совладать и с собой, и со своими упряжками. Все тройки выстроились в неровную линию. Новая вспышка фейерверка осветила небо. Одна тройка рванула в сторону и, вывалив в снег своих возниц, разбила сани в щепы. Лошади, сделав крутой полукруг, помчались к конюшням, волоча за собой путаницу бубенчиков и дуг.
Джордж Финбэнк Луишем выбыл из заезда.
– Четыре, – подытожил Дав.
Защелкали хлысты. Четыре оставшиеся тройки снова выстроились в неровную линию.
Выстрел грянул прямо у них над головами.
Под приветственные крики и вопли толпы двенадцать обезумевших лошадей ринулись в ночь.
Сильвия цеплялась за завитушку саней, оцепенев от ужаса.
Кровь ее так и мчалась по жилам, сердце в груди стучало едва ли не громче, чем копыта лошадей по снегу. Он ловко управлялся с вожжами и хлыстом. И при каждом движении его могучая рука и мускулистое бедро прижимались к ее телу. Интимно. Безрассудно. Возбуждающе. Ничего подобного в жизни ей переживать не приходилось!
– Не расслабляйся, – скомандовал он. – Здесь не четыре тройки, а целый табун взбесившихся лошадей. Мы обязательно потеряем кого-нибудь на первом же повороте.
Не расслабляться? Да она как закрученная до предела часовая пружина! Бросив острый взгляд на его лицо, она вдруг все поняла.
Потрясенная, она медленно переваривала сделанное открытие. Ах, ублюдок! Так, значит, для нее санная гонка гораздо менее опасна, чем она думала, но он обманул ее. И как давно он ее обманывает? Он начал притворяться еще в лабиринте? Нет, не может быть, ведь тогда-то он действительно выглядел пьяным. Невероятно представить, что он узнал под маской своего секретаря, и все же поцеловал.
