Анна разрыдалась. Как ее угораздило попасть в эту передрягу, которую можно видеть только в кино? Зачем ввязалась в эту историю с маскарадом? Зачем просила, умоляла Джанкарло достать ей приглашение? Если бы не ее любопытство… Надо было разорвать в клочки то приглашение… Если бы она знала…
Если бы да кабы… И все-таки какую цель преследовал Мечидеа, похищая ее? Ведь у нее нет ни богатства, ни власти, ни профессии, которая бы открывала доступ к золоту, драгоценностям, произведениям искусства или секретной информации. У нее нет родственников, с которых можно потребовать выкуп за ее похищение. Она не принадлежала к числу папарацци, зарабатывающих свой хлеб статьями о звездах сомнительного свойства. Она – простая журналистка, приехавшая во Флоренцию с рабочим заданием от редакции. А что, если Мечидеа маньяк и убийца, затягивающий ее в свои дьявольские сети? Анна вспомнила «Молчание ягнят» и «Охотников за черепами». Что тогда?
«Тогда ты пропала», – ответила она на свой же вопрос. Остается надеяться только на быструю смерть.
Анне стало дурно. Она шла спотыкаясь, путаясь в полах своего платья, падала и снова поднималась. Она исцарапала колени, с трудом удерживалась, чтобы не упасть лицом на землю. И никакого сочувствия со стороны мужланов, которые грубо толкали и волокли ее дальше. Это был самый кошмарный сон в ее жизни.
«Платью тоже конец», – подумала Анна. Драгоценный наряд, которому было больше пятисот лет, можно выбросить в мусорный бак. И все это благодаря ее «галантным» кавалерам, волочившим ее, как мешок картошки, по улицам Флоренции.
Вдруг ее охватило странное чувство отчуждения, словно все происходило не с ней, а с совершенно чужим человеком, будто она наблюдала со стороны, находясь в кино или театре, настолько невероятным было все происходящее. Однако кровь на руках доказывала обратное: это не сон, как бы ей этого ни хотелось.
Словно находясь в состоянии транса, Анна размышляла, не ошиблась ли она улицей. Что если она завернула не в тот переулок и оказалась на противоположной стороне отеля? И теперь ее волокут, как скотину, на бойню. Иногда вопрос жизни и смерти решают минуты, иногда – метры. Ирония судьбы!
Чем ближе был дворец Даванцатти, тем страшнее становилось Анне. Сердце бешено колотилось, в висках стучали молотки. Она тяжело дышала, почти зверея от страха. Когда они добрались до дворца, Анну охватил неудержимый позыв к рвоте, и только кляп в горле мешал ей. Анна боялась задохнуться.
«Боже милостивый, не дай мне умереть», – заклинала Анна, когда ее тащили вверх по лестнице во дворце Даванцатти. Двери были широко распахнуты – истинные врата ада, где ей предстоит встретиться с душами других несчастных, и в этих вратах маячила грозная мужская фигура.
«Он меня ждет», – отчаявшись, решила Анна, в тысячный раз спрашивая себя, почему в тот вечер она не пошла с Торстеном в дешевую тратторию – с пивом и сосисками, с соусом карри. Почему ее всегда тянет в «высшее общество»? Интересно, что подумает Торстен, увидев, что ее нет в гостинице? Может быть, догадается позвонить в полицию? Или будет ждать ее до вечера?
Снова к горлу подступила рвота. Анна едва не потеряла сознание. Когда приступ прошел, она сглотнула горькую желчь во рту. Какой смысл думать о Торстене, когда она не может ничего предпринять? В этот момент она увидела, как ее втаскивают в вестибюль дворца, освещенный тысячью свечей.
– Ведите ее в салон, Альфонсо, – произнес незнакомый мужской голос, не лишенный приятности. – Я допрошу ее. Потом решим, как доложить брату.
Допрос? В ее голове блеснул лучик надежды. Если ее собираются допрашивать, значит, скоро выяснится, что эта история – сплошное недоразумение. Возможно, Анну с кем-то перепутали, приняв за другую, похожую на нее женщину. Скоро все прояснится и ее отпустят. В памяти снова всплыли сцены из фильмов ужасов, и Анна опять сникла. Какой маньяк или убийца отпустит на свободу свидетеля собственного преступления?
Двое слуг грубо схватили ее под руки, и у несчастной Анны затрещали кости. У нее уже не было сил сопротивляться и кричать. Она не могла пошевелиться. Закрыв глаза, Анна рухнула на пол. Все! Это конец. Осталось совсем немного.
– Мадонна! Альфонсо, Паоло! Прекратите! Что вы наделали? – Голос был полон искреннего возмущения. – Вы что, совсем обезумели? Разве можно так обращаться с дамой? Отпустите ее сейчас же! И развяжите руки!
Анна чувствовала, как с нее снимают веревки и вынимают кляп изо рта. Она жадно втянула воздух, словно долгое время пробыла под водой. С каждой минутой к ней возвращались силы и лучше работала голова. Наконец Анна открыла глаза.
В двух метрах от нее стоял молодой мужчина. Он обладал не просто приятной внешностью, но такой притягательной силой, что лишь усилием воли она заставила себя вспомнить, что сотворили с ней эти люди. Его сообщник Козимо Мечидеа насильно удерживал ее во дворце, по его приказу Анну преследовали и терзали. Чем больше она вспоминала случившееся, тем больше разъярялась. Неважно, как выглядит этот человек и какой у него голос. Прежде всего он ее враг. «Как странно, – думала Анна, – что на нем этот старинный средневековый костюм, какие носили купцы в XV веке. Он выглядит, будто сошел с полотна из галереи Уффици». Лицо его показалось Анне знакомым.
– Это… Все это вы организовали? – спросила она.
– В общем, да, но…
Этого было достаточно, чтобы Анна, развернувшись, влепила ему звонкую пощечину.
– Не знаю, кто вы такой и на кого вы работаете, но скажу вам одно: я не потерплю подобного отношения к себе! Сначала меня заманивают в дом, оглушают наркотиком, а потом похищают и обращаются как со скотиной. Вы думаете, что я оставлю безнаказанным подобное обращение?
– Простите, синьорина, тысячу раз прошу извинить меня, – сказал молодой человек. Он был явно расстроен. – Мне бесконечно жаль. Я не хотел доставлять вам неприятности, тем более – наносить оскорбления. По-видимому, произошло недоразумение…
– Я тоже так думаю, – гневно, сквозь зубы процедила Анна. – Все вчерашнее торжество было сплошным недоразумением, а теперь я, пожалуй, пойду, если вы не возражаете. Не хочется вас обижать, но такого гостеприимства я не ожидала. Всего хорошего.
Повернувшись, она уже собралась уходить, но молодой человек преградил ей дорогу.
– Прошу простить, синьорина, я не хотел вас оскорбить. Но вы пытались убежать, и я приказал слугам задержать вас. Да, они переусердствовали и безобразно обошлись с вами. Я разделяю ваше негодование и обещаю искупить вину за нанесенную вам обиду, насколько это будет в моих силах и если вы готовы принять мои извинения. Смею просить вас задержаться хотя бы на короткое время, ибо я должен выяснить все обстоятельства, столь неприятные для вас, и как можно скорее.
