— Она имела право отомстить за нас, — сказала Кизаки, — и не заслуживает никакого наказания.
— Цвет Тростника знает одну историю, но не хочет рассказывать ее! — воскликнула одна принцесса, которая с минуту уже перешептывалась со своей соседкой.
Цвет Тростника закрылась широким рукавом своего платья. Это была совсем молодая, еще немного застенчивая девушка.
— Ну же, говори, — сказала Кизаки, — и не бойся, мы не имеем ничего общего с волком Симабары.
— Ну вот! — сказала Цвет тростника, вдруг успокоившись. — На острове Езо жили молодой человек и молодая девушка, которые нежно любили друг друга. Они были с колыбели предназначены друг для друга и никогда не расставались. Молодой девушке было пятнадцать лет, молодому человеку — восемнадцать. Подумывали о дне их свадьбы. К. несчастью, сын одного богатого человека влюбился в молодую девушку и просил у ее отца ее руки. Тот, пренебрегая прежними обещаниями, дал ему свое согласие. Напрасно молодые люди упрашивали его; отец остался непреклонен. Тогда невеста пошла к своему неутешному жениху.
— Послушай! — сказала она ему. — Так как нас хотят разлучить в этом мире, пусть смерть соединит нас. Пойдем на могилу твоих предков и покончим с собой.
Они сделали, как она сказала; они легли на могилу и закололись. Но отвергнутый жених следовал за ними. Когда их голоса смолкли, он приблизился и увидел их распростертыми рядом, неподвижных, рука в руку.
Когда он склонился над ними, из могилы поднялись две бабочки и весело улетели, трепеща крылышками.
— Ах! — вскричал завистник с гневом. — Это они, они ускользают от меня, они убегают в свете, они счастливы, но я хочу преследовать их и в небе.
Он схватил брошенный кинжал и закололся, в свою очередь.
Тогда поднялась третья бабочка; но две первые были уже далеко, и эта никогда не могла догнать их.
— Еще и теперь посмотрите вверх: над цветами, когда настает весна, вы увидите двух крылатых влюбленных, близко один около другого. Посмотрите еще — и вы скоро заметите ревнивца, который преследует их и никогда не сможет настигнуть.
— Правда, — сказала Иза-Фару, — бабочки всегда так летают: две порхают рядом, а третья следует за ними на расстоянии.
— Я тоже замечала эту особенность, но не могла объяснить ее себе, — сказала Кизаки. — Это хорошенький рассказ, и я не знала его.
— Принц Сатсума должен рассказать нам что-нибудь, — заметила Цвет тростника.
— Я! — вскричал добрый старик, немного смущаясь. — Но я не знаю никаких историй.
— Нет, нет, вы знаете! — вскричали женщины. — Вы должны нам рассказать что-нибудь.
— В таком случае, я расскажу вам о происшествии, которое недавно случилось с поваром принца Фиго.
Это заявление вызвало всеобщий смех.
— Вы увидите, — сказал Сатсума, — что этот повар очень не глуп. Прежде всего, он очень искусен в своем деле, чем не следует пренебрегать. Кроме того, он относится чрезвычайно внимательно ко всем мелочам своей службы. Однако несколько дней тому назад, на одном пиршестве, на котором я присутствовал, слуги принесли сосуд с рисом и открыли его перед принцем Фиго. Каково же было его изумление, когда он увидел среди белизны риса черное насекомое, неподвижное, так как оно было вареное! Принц побледнел от гнева. Он велел позвать повара и, схватив концом своих палочек из слоновой кости гнусное насекомое, поднес его слуге с ужасающим взглядом. Несчастному ничего не оставалось, как вспороть себе живот как можно скорей. Но подобный образ действия, казалось, был ему не по вкусу, потому что он приблизился к своему господину с самым радостным видом, взял насекомое и съел его, делая вид, что принимает от принца, как честь, кусочек блюда. Такое остроумие вызвало смех у гостей. Сам принц Фиго не мог удержаться от улыбки — и повар был спасен от смерти.
— Хорошо, хорошо! — вскричали все присутствующие. — Вот рассказ, который никого не задевает.
— Теперь очередь Нагато, — сказал Тзусима. — Он должен знать прелестные истории.
Нагато вздрогнул, как будто его вывели из глубокой дремоты. Он ничего не слушал и ничего не слышал: принц весь ушел в наслаждение созерцанием богини, которую он обожал.
— Вы ждете рассказа? — спросил он, глядя на принцев и принцесс, как будто бы видел их в первый раз.
Он подумал несколько минут.
— Ну, хорошо, я вам расскажу один, — сказал он. — Был очень маленький прудик, который образовался однажды после дождя. Он родился на ложе изо мха и фиалок; кустики цветов окружали его и склонялись над ним. Его родители — облака, еще не успели рассеяться, как птички уже стали парить над ним, задевая крыльями воду, и оглашать его песнями. Он был счастлив и наслаждался жизнью, находя ее прекрасной. Но вот облака рассеялись, и что-то очаровательное, ослепительное появилось над прудиком. Его вода заискрилась, бриллиантовая рябь пробежала по его поверхности; он превратился в ларчик с драгоценностями. Но облачка снова набежали — видение скрылось. Прудик не находил больше прелести в ласках птиц. Он ненавидел окружение цветов и берегов. Все казалось ему гадким и мрачным. Наконец, небо снова прояснилось, и на этот раз надолго. Опять появилось лучезарное чудо, и прудик был снова проникнут жаром, блеском и радостью; но он почувствовал, что умирает под этими все более и более жгучими золотыми стрелами. Но когда легкая веточка защищала его своей тенью или легкий туман поднимался в виде щита, как он проклинал их за то, что они на одну минуту оттягивали его упоительное замирание! На третий день в нем не было уже ни капли воды: солнце выпило прудик.
Эта сказка навеяла на принцесс тихую задумчивость. Мужчины объявили, что Нагато создал новый род рассказов, что это сочинение можно было бы переложить в стихи.
Царица, которая поняла, что принц говорил для нее одной, невольно бросила на него печальный взгляд, полный нежности.
День кончался. Две принцессы опустились на колени перед Кизаки, чтобы получить распоряжения на следующий день.
— Завтра, — сказала она, подумав немного, — деревенский завтрак, состязание в стихотворстве в западном фруктовом саду.
Вскоре все разошлись, и посланников отвели в предназначенные для них павильоны, которые скрывались в зелени и цветах.
Когда на другой день принц Нагато проснулся, им овладело приятное, радостное чувство, которого он уже давно не испытывал. Наслаждаясь этой минутой беззаботного мечтания, похожего на зарю пробуждения, он следил взглядом за трепещущими снаружи листьями, которые под лучами солнца отражались на спущенных занавесках. Тысячи птиц пели и щебетали, и можно было подумать, что сам свет производил эту трескотню звонких голосов.
