Однажды я так обнаружил тайный лаз, про который никто не ведает. Скорее всего, его построили много веков назад, а все, кто знал о нём, давно умерли. Он ведёт прямиком за стены замка, и даже стража не сможет меня найти, если я захочу сбежать, — с гордостью мальчишки рассказывал он.
— Охотно верю, отважный рыцарь, — вполне серьёзно отозвалась Тами.
Они сделали несколько поворотов по коридору, и оказались в переходе между башнями. В стене этого перехода имелось небольшое окошко, из которого просматривался весь двор. Туда они и пришли. Он видел, как её лицо вновь побледнело, пока она рассматривала сквозь стекло залитый солнцем двор. Снова затрубили в горн, замковые ворота распахнулись, и внутрь прошла горстка людей — человек десять, не больше — вслед за которой въехала кособокая кибитка, завешенная кусками парусины, а лошадь, что её тянула за собой, нещадно хромала, и это бросалось в глаза даже издали.
— Я не вижу знамён, — нахмурилась Тами.
Он присмотрелся, упершись руками в каменный подоконник.
— Вы правы, их и в самом деле нет, — подтвердил Бриам.
— Кто бы это мог быть? — спросила Тами, и поглядела на Бриама. Теперь настал его черёд пожимать плечами.
Они вновь выглянули в окно. Во дворе уже успел появиться Рован, о чём-то сговариваясь с отделившимся от этой шайки тощим мужичонкой с торчащей во все стороны копной огненно-рыжих волос и длинной густой бородой, а минутой позже к ним вышла и Джорли, как обычно проявляя свою королевскую учтивость.
— Я не знаю, Тами, но в одном можно быть уверенным — это не король, — улыбнулся Бриам.
— Вы правы, — она воротила ему улыбку. — Это не король.
Сидя на вытянутой деревянной скамье, Рован повёл взглядом по комнате. Наверно впервые со дня смерти его лорда-отца под сводами просторного чертога Риверсайса собралось столько народу. А всё потому что сегодняшнюю трапезу с хозяевами замка делила труппа странствующих артистов, прибывших несколько часов назад.
Рован как раз был во дворе, когда ветер, ещё по-летнему ласковый и душистый, донёс с вершины смотровой башни неразборчивые крики караульных, переговаривающихся между собой, а в следующий миг звук горна оповестил его своим протяжным пением о том, что у ворот кто-то стоит. Рован был преисполнен любопытства. Кто бы это мог быть? Неужто Танистри пожаловали? Вроде бы мать что-то говорила об их приезде.
Выйдя вперёд, он не отводил взгляда от ворот; их тяжеленные створы медленно отворялись, а в образовавшемся проёме показались лица людей, заставившие Рована усмехнуться. «Это что за балаган?» — подумал он, в тот момент не подозревая насколько близок к истине. Следом въёхала полусгнившая кибитка, которую тащила за собой худющая пегая лошадь. Казалось, она больше не сможет сделать ни шагу, и Рован решил, что милосерднее было бы пристрелить эту жалкую клячу.
Но всё же Рован ошибся. То оказались не Танистри, а лишь горстка странствующих лицедеев. Как позже выяснилось, они шли вдоль Янтарной дороги, направляясь с севера Этелхорда, и держали путь к Винтропу [Винтроп — столица Этелхорда]. Рован сразу смекнул, что у этих балагуров вряд ли наберётся денег даже на самую захудалую гостиницу или постоялый двор, что встречались севернее Риверсайса, вот и приходилось им проситься на ночлег к гостеприимным хозяевам, платя за кров и еду своими кривляньями.
Разумеется, Мариус дозволил им остаться на время, но предупредил, что в замке траур и любые представления под строжайшим запретом.
— Мы не побеспокоим вас, милорд, не думайте, — ответил рыжий, с россыпью веснушек на лице и длинной бородой. Он был всё в той же грязной рубахе и истоптанных сапогах, и назвался ещё у ворот Сóлманом. Закинув в рот кусок жареной куропатки, и, растянув губы в широченной улыбке, он принялся жевать.
Да, следует признать, сброд среди них собрался отменный, усмехнулся про себя Рован. Здесь были тощие кривляки-акробаты, острые колени которых проступали сквозь их вылинявшие штаны, видать, ели они не так часто. Ещё был мальчишка лет шестнадцати, Кертус, что пел и играл на арфе, молодой и весь в прыщах. «Какой-то голос у него бабий, что ли. Неужто, евнух?» — подумал Рован, ведя взглядом дальше. Следом за прыщавым юнцом сидели две деревенского вида женщины, измождённые и осунувшиеся, и Рован поспешил отвести взгляд. А вот третья, брюнетка, которую звали Бидди, была молодой, стройной и грудастой, и сразу привлекла внимание Рована. Она проказливо посматривала в его сторону, взглядом обещая продемонстрировать несколько трюков, хотя, как он знал, трюкачкой она не была. «Должно быть, то будут постельные трюки, — усмехнулся он, разглядывая её налитую грудь. — Что ж, меня это вполне устроит. Она не дурна собой, может, глупа малость, но что мне дело до её ума?»
Но больше всего Рована поразили три рослых мужа, что сидели сразу за Бидди. Силачи, как прозвал их Солман. Они чем-то выделялись среди остальных, и в основном молчали, да поглядывали по сторонам. У них были широкие плечи и крепкие руки, и даже холщовые рубахи не могли скрыть этого. «Точно, силачи. Им бы мечи держать в этих руках, а не кривляться на публике», — осудил Рован.
— Откуда вы едете, милорды? — спросила Кейла, а Рован едва не подавился вином, сладким и пряным. Милорды? Мать, должно быть, плохо их разглядела.
— С севера, миледи, — отозвался Солман. — Последний замок, что встретился нам на пути, был Серый Торп. Он в двух неделях езды отсюда, но, думаю, милордам это и так известно.
— Да, лорд Камрон хозяин замка нам хорошо знаком, — вступил в их беседу Мариус. — Надеюсь, он в добром здравии?
— А то как же! Свеж и бодр, да девицу новую взял себе в жёны! Совсем молодую, вроде ей восемнадцать только стукнуло, — отвечал Солман.
«Восемнадцать? — удивился Рован. — Этому дурню Камрону уже перевалило за шестьдесят! Он стар и безобразен, кто же за него пошёл?»
— А куда вы направляетесь? — прервал его размышления голос Мариуса.
— На севере холодно, и не шибко-то там соберёшь публику, жадную до развлечений. Всем бы побыстрее домой попасть, — отхлебнув вина, снова заговорил Солман. — Мы двигаемся на юг, хотим дать представление в Винтропе, а если повезёт, то и в самом Кастлкинге перед королём нашим Улбером, пусть боги даруют ему долгих лет жизни! Да там бы и остаться насовсем.
«В Винтропе полно своих балаганов, куда поприличнее вашего, да и публика там поизбирательней будет», — подумал он, а затем, вспомнив их полудохлую лошадь, решил, что вряд ли они доберутся туда.
Солман что-то ещё сказал, но Рован уже не слушал
