Была только одна вещь, которой Мариетта по-прежнему боялась.
Когда маркиз узнает, как много она на себя взяла, его это может раздосадовать.
Она до сих пор с ним не познакомилась.
Густав говорил о нем так уважительно и с таким восторгом, что у Мариетты сложилось впечатление, что это необыкновенный человек. Он обладал еще и какой-то внутренней силой, которую она ощущала, прикасаясь к нему, и которая ее немного пугала.
«А что, если завтра маркиз все-таки появится, — размышляла Мариетта, — и разозлится, что в замке так много людей? Быть может, гостиная и сокровища, которые мы нашли, не обрадуют его, как я ожидаю?»
Мариетта была напугана и почувствовала, как по телу пробежала легкая дрожь.
Потом девушка сказала себе, что бояться глупо.
«Пожалуйста, Господи, пусть он будет доволен тем, что произошло», — молилась она, пока экипаж катился по подъездной аллее.
— Раз уж мне снова придется делать уроки, — говорил Руперт, — я буду кататься без остановки, используя каждую минутку.
— Послезавтра тебе придется спрашивать разрешения у маркиза, — строго сказала Мариетта.
— Что ж, я надеюсь, — ответил Руперт, — что первым делом он купит еще несколько лошадей. Конюшни готовы, и мне нужен конь для прогулок. А знаешь, если говорить начистоту, тебе тоже захочется покататься.
— Конечно, захочется, но не стоит торопить события. Неучтиво просить маркиза об услугах, пока он не будет готов их оказать.
— Я не считаю, что купить еще лошадей — это услуга. Думаю, что это необходимость.
— Что бы ты ни думал, не говори ему этого, — попросила Мариетта.
Руперт не ответил, но по выражению его лица девушка поняла, что тот твердо намерен просить маркиза купить еще лошадей.
«Ах, я очень надеюсь, что он согласится», — подумала Мариетта, когда коляска остановилась у замка.
Фасад уже начал преображаться. В большинство окон вставили новые стекла, и теперь работники взялись расшивать швы кирпичной кладки.
Они улыбнулись Мариетте, когда та вышла из коляски, и она помахала им рукой, прежде чем войти в замок через парадную дверь.
Девушка решила еще раз взглянуть на гостиную и, направляясь туда, не могла не пожелать, чтобы маркиз оставался в постели еще немного.
Если он появится сейчас, то может расстроить все, что до сих пор шло так гладко.
«Может, не нужно было мне так быстро его исцелять», — вздохнув, подумала девушка.
Маркиз не сошел вниз на следующий день, как собирался.
Густав решительно убеждал его, что это безумная идея.
— Вы не хуже моего знаете, месье, и любой доктор скажет, что, если вы так серьезно болели, надо сперва пару дней посидеть у себя в комнате, а потом уж спускаться вниз.
Слуга говорил это с таким уверенным видом, что маркиз в конце концов согласился.
Он встал с кровати, надел халат и решил посидеть у окна.
Густав принес очень удобное кресло и столик, причем оба предмета обстановки явно не были заурядной мебелью.
Маркиз удивился, что их не украли вместе со всем остальным в доме.
Однако спокойно принялся за ленч, нежась в лучах солнца.
Чуть позже маркиз довольно охотно вернулся в постель, хотя и не желал этого признавать.
Мейвис, как всегда, принесла отвар из цветов бузины, и маркиз сказал девочке, что завтра спустится на первый этаж.
Из-за того, что малышка сказала и о чем умолчала, маркиз острее прежнего почувствовал, что его ждет какой-то сюрприз.
Он не представлял, что это может быть.
Как бы там ни было, Жан-Пьер надеялся, что сыграет свою роль достойно и сумеет ответить благодарностью на то, что они все для него делают.
На следующее утро Густав не спешил поднимать маркиза с постели, и когда тот почти оделся, было уже около двенадцати часов.
Маркизу не терпелось выйти из комнаты.
— Одну минуточку, месье, — сказал Густав, когда он с его помощью надел сюртук.
С этими словами слуга вышел за дверь и закрыл ее за собой.
Маркиз не видел, как он машет рукой Руперту, стоящему на верхних ступеньках лестницы.
Получив сигнал, Руперт побежал, чтобы предупредить Мариетту, а та сообщила Леону.
После этого все были готовы к приходу маркиза.
Густав открыл дверь, и Жан-Пьер вышел в коридор, чувствуя, что может двигаться на удивление легко после стольких дней, проведенных в постели.
Он сразу отметил, что коридор выглядит гораздо опрятнее, чем прежде, а дойдя до лестницы, с удивлением оглядел холл. Маркизу помнилось, что он был особенно грязным и гнетущим, а теперь в окнах блестели новые стекла, стены были чисто вымыты.
Начав спускаться по ступенькам, Жан-Пьер увидел три фигурки, ожидающие его у большого камина.
Они стояли на огромном ковре, которого, как помнил маркиз, в холле не было, когда он прибыл в замок; сразу за ними стоял столик, тоже новый, и на нем в большой вазе полыхали красные розы.
Маркиз был очень тронут, что ему принесли цветы из замкового парка.
Достигнув подножья лестницы медленным и очень осторожным шагом, Жан-Пьер посмотрел на троих детей, ожидавших его.
Мейвис Жан-Пьер, конечно, знал, а Руперт оказался таким, как он и ожидал.
Взглянув на Мариетту, маркиз был поражен.
Он предполагал, что девушка будет довольно милой, но теперь понял, что ошибался, называя Мейвис ангелом.
Малышка была херувимом, а ангелом — Мариетта.
Сходство сестер прослеживалось очень явно.
Маркиз никогда еще не видел такого прелестного и утонченного создания, как Мариетта с ее светлыми волосами и голубыми глазами.
Когда он подошел к детям, его глаза были прикованы к лицу девушки.
Маркиз остановился напротив Мариетты, и они какое-то время стояли, глядя друг другу в глаза, совершенно не в силах отвести взгляд.
Для Мариетты маркиз оказался всем, что она предчувствовала, и даже большим.
Девушка инстинктивно чувствовала, что хозяин замка хорош собой, но не ожидала, что он обладает такой притягательной внешностью и таким сильным духом: его энергия будто тянулась к ней.
Вот что она чувствовала, когда лечила его.
Но то был мужчина, сраженный болезнью и слабостью, теперь же он больше походил на греческого бога.
Сильного, здорового, неотразимого и привлекательного.
Молчание, конечно, нарушила Мейвис.
— Вы пришли, — сказала она, просовывая ладошку в руку маркиза, — теперь увидите большой-большой сюрприз.
— Как раз этого я и жду, — ответил маркиз, — и уверен, что очень ему обрадуюсь.
— Очень-очень обрадуетесь, — повторила Мейвис.
