— Да, будет славно вылезти из этой дурацкой рубахи. — Он повел могучими плечами. — Она мне явно маловата.
— Да. — Чарити улыбнулась в знак согласия. — Она вам не по росту. Вы гораздо крупнее, чем был папа.
Рейн беспомощно смотрел, как она выходит из комнаты. Затворилась дверь, и в то же мгновение глаза его закрылись тоже. Какой же он дурак! Подумать только, он лежит в доме девушки, в рубахе ее покойного отца, да еще недоволен и бранится! Он уронил лицо в подушки.
— Черт!
Чарити же вдруг приостановилась на пути к лестнице. Итак, у его сиятельства нет ни семьи, ни жены… и невесты нет. Взгляд ее при этой мысли прояснился.
Но в следующее мгновение ей припомнилось то странное ощущение, которое она испытала, заглянув ему в глаза сейчас. Расспрашивая его о личной жизни, она явно задела какую-то очень чувствительную струну. Почему, собственно, у него никого нет? Она нахмурилась. Ясно, что его мучат не одни только телесные страдания. Было что-то еще… гнездившееся в его душе. Не страдает ли он от безответной любви? Сердце у нее так и упало.
Чарити расправила плечи и вздернула подбородок. Она твердо верила, что ее долг — противостоять горестям и утишать страдания, которые она видела вокруг себя. И задумчивое выражение на ее лице уступило место сияющей улыбке. Что ж, как только рана Рейна Остина совершенно затянется, характер его тоже станет лучше. Она поможет ему справиться с проблемами, чего бы это ни стоило!
Вселение второго обезножевшего страдальца в верхние покои Стэндвелла означало, что в доме, давно отвыкшем от гостей, изрядно прибавится работы. Для Остина приходилось специально готовить и таскать подносы наверх, а грязную посуду сносить вниз, на кухню. Требовалось много воды для процедур и омовений, надо было греть и доставлять наверх. Потребовалось дополнительное постельное белье, прибавилось стирки… и все время вверх-вниз, вверх-вниз… и ночные горшки, которые приходилось выносить, и свечи, которые надо было зажигать…
Штат прислуги в Стэндвелле состоял только из старого Мел-вина, его жены Бернадетты и двух их внуков, которые работали в основном в саду и на конюшне. У стариков сил хватало лишь на то, чтобы управиться со стряпней, уборкой и прислуживанием по мелочи при обычных обстоятельствах. Внуки же их заняты были по горло весенними работами на огороде, а также хлопотами на конюшне, в птичнике и на скотном дворе. А потому Чарити и леди Маргарет пришлось нацепить передники и чепцы и заняться уборкой в комнате, где сейчас лежал Стивенсон.
Скатывая ковры, которые следовало вынести на двор и выбить, и снимая полог с кровати для стирки, леди Маргарет поглядывала на раскрасневшееся лицо внучки. Вряд ли этот румянец заиграл на ее щеках из-за физических усилий, которых требовала уборка. Старуха хмурилась и наконец улучила момент, чтобы сообщить своей столь нежно ограждаемой от мира внучке:
— Я послала сообщить Гэру и Перси, чтобы они явились сюда и ухаживали за его сиятельством.
Чарити, снимавшая последнее полотнище выгоревшего бархата с медного прута, тянувшегося вдоль балдахина, замерла:
— Но зачем беспокоить Гэра и Перси? Я прекрасно справляюсь сама.
Леди Маргарет, стоявшая по другую сторону кровати с охапкой пыльных занавесей в руках, прищурилась:
— Это неприлично — молодой девице и вдруг заниматься мужской…
— Задницей? — подсказала Чарити.
— Раной! — Леди Маргарет так и взвилась: ее поймали на том, что она говорит обиняками, как настоящая жеманница. Она всегда гордилась тем, что слов не выбирает, презирала щепетильность, которой щеголяют «настоящие леди», а теперь сама вынуждена была прибегать к глупым уловкам. Что за дурацкое положение! — Вот, пожалуйста, ты уже и говоришь как матрос. Научит он тебя! — Старуха принялась возиться с занавесями, соображая между тем, как бы половчее облечь в слова свою мысль. Наконец она брякнула: — Неприлично молодой девушке трогать руками мужчину.
— Но, бабушка! — Чарити покраснела, чувствуя себя не совсем безгрешной по этой части, и нервно сжала в руках бархатный занавес. — Я вовсе не трогаю руками его сиятельство, я просто ухаживаю за ним.
«Это ты так считаешь», — подумала леди Маргарет. Но вслух сказала:
— Но у него-то на уме совсем другое. Мужчины, особенно аристократы, относятся к подобным вещам совсем не так, как женщины. Он из высшего общества, а женщина его круга никогда бы не вызвалась ухаживать за мужчиной. Светской женщине такое бы и в голову не пришло. А потому, с его точки зрения, если женщина по доброй воле приближается и даже прикасается к нему, то она тем самым заявляет, что ей безразличны такие вещи, как приличия и моральные устои, а значит, и сострадание, и доброта. Для мужчины типа его сиятельства прикосновение означает приглашение к ночным трудам. — Старуха осеклась и чопорно выпрямилась. Но по тому, как широко Чарити раскрыла глаза, она поняла, что идти на попятный уже поздно.
— К ночным трудам? Что это за труды? — Чарити покраснела.
Леди Маргарет заелозила под выжидательным взглядом внучки. Она давно собиралась поговорить с Чарити на эту тему, уже пять лет собиралась, с тех пор как Чарити выросла. Но это дело старуха откладывала со дня на день, надеясь, что вдруг да без этого как-нибудь обойдется.
— Видишь ли, девочка моя. Между мужчиной и женщиной порой имеют место такие отношения…
— Ты имеешь в виду… то, что происходит в темноте между мужьями и женами? В осененной благодатью брака супружеской постели? Это и есть ночные труды?
Леди Маргарет вытаращила глаза:
— Н-ну да. А откуда ты знаешь?..
— Папа рассказал мне, давно еще. — Чарити поморщилась, заметив на лице бабушки ужас. — Про плодородное поле женщины, и про семя мужчины, и про пахоту, которую следует произвести. Кажется, это было, когда я спросила папу, отчего бы нам не завести маленького братика, коли уж у нас есть хорошая капустная грядка… Ну он и объяснил, что с младенцами все не так просто, тут заглядыванием под капустный лист не обойдешься. И рассказал, как на самом деле делают детей.
— Он рассказал тебе? Все? — Леди Маргарет едва не задохнулась. Она сама не знала, следует ей ужасаться или радоваться, что все позади.
— Думаю, да. Про петуха, как он топчет курицу. И как жеребец кроет кобылу, и как муж жену…
— Хорошо, хорошо! — перебила ее леди Маргарет, краснея и стыдясь того, что краснеет. — Похоже, суть ты действительно ухватила. — Старуха отвела глаза, пытаясь вспомнить, с чего пошел этот разговор и к чему, в соответствии с ее первоначальным замыслом, он должен был привести. Тут Чарити с готовностью напомнила ей.
— Не понимаю, почему вдруг его сиятельство должен подумать, будто я приглашаю его заняться ночными трудами со мной, — прошептала она, чувствуя в животе странную пустоту. — Я же не его жена.
