Ей оказывали очень мало помощи в уходе за ним. Правда, Джонатан Шенфилд, пораженный событиями того дня и участием в них своего сына, довольно охотно предоставил ребенку крышу над головой. Но его жена не простила Черити тех горьких слов, которые она сказала о Джонасе, и отвернулась от своей племянницы и осиротевшего ребенка. Через повитуху для него нашли кормилицу, но именно Черити, пользуясь помощью и советами старой няни, взяла на свои плечи всю ответственность за ребенка. Она настояла, чтобы при крещении его назвали Дарреллом, как было заведено для первенца сына в каждом поколении Конингтонов, и посвятила себя заботе о нем — целеустремленно и не считаясь с незамаскированной враждебностью тетки.
Сейчас, когда малыш спал у нее на руках, Черити не отводила от него глаз, и нежная улыбка играла на ее губах. Пусть он слабенький и слишком хрупкий для своего возраста, но какой красивый ребенок! Мягкие шелковистые волосы, обрамляющие мордашку, были истинно конингтоновского цвета: рыжевато-золотистые, как осенние листья бука, но во всем остальном он был вылитый портрет своей матери. Нежные черты лица, темно-серые глаза с длинными ресницами, тонкая кость — все это от Элисон. Он унаследовал ее боязливый характер, что порой тревожило Черити ничуть не меньше, чем его физическая слабость. Но, как правило, она с успехом утешалась тем, что это просто черта, присущая детству, и с течением времени мальчик станет смелее.
За ее спиной, на валу, раздался шорох, и Черити сразу напряглась: она беспокоилась больше за ребенка, чем за себя. Ветви ивы раздвинулись, и показалась ее кузина Сара. Черити снова вздохнула свободно, только мимикой подав знак младшей девушке, чтобы не шумела. Сара кивнула и села на траву рядом с ней.
— Я догадалась, что найду тебя здесь, — тихо сказала Сара, — но я думала, что у вас с Дарреллом урок. Стыдно, конечно, что моя мать не дает тебе заниматься с ним побольше.
Черити пожала плечами:
— Он лучше усваивает урок, когда мы прячемся вдали от всех и никто нас не отвлекает. Что же касается тети, то я знаю, что ее раздражает наше присутствие в Маут-Хаус, и когда мы не мозолим ей глаза, ей не в чем винить нас.
— Вот в этом ты ошибаешься, — рассудительно ответила Сара. — Когда вас не могут найти, мама говорит, что ты ленивая и скрытная.
— А когда я рядом — что я ленивая и нахальная. Первое предпочтительнее, потому что я этого не слышу.
Сара помолчала, с любопытством глядя на двоюродную сестру. В последние годы они сблизились, так как Сара единственная из троих детей Джонатана Шенфилда обладала в какой-то мере легким, беспечным нравом, свойственным отцу Черити. Сейчас Саре исполнилось пятнадцать лет. Она выросла очаровательной, хорошенькой девчушкой: розовое личико сердечком, смеющиеся голубые глаза и светлые волосы, не желающие прятаться под строгим чепцом и постоянно выбивающиеся кудряшками вокруг щек.
Точно так же и ее жизнерадостный характер бунтовал против аскетического образа жизни, навязанного домочадцам ее братом. Джонас прочно прибрал к рукам власть над Маут-Хаус, ранее принадлежавшую его отцу. Десять месяцев назад с Джонатаном Шенфилдом внезапно случился напугавший всех удар, после чего он настолько ослаб, что от прежнего хозяина Маут-Хаус осталась только тень. Волосы поседели, левая половина тела оказалась частично парализована. Он больше не мог передвигаться без посторонней помощи, не мог ясно выражать свои мысли, и Джонас, всегда противоречивший ему, взял с тех пор на себя большую часть дел по управлению имением.
— Завтра приезжает Джонас, — заметила, прервав молчание, Сара. — Мама только что получила от него известие. По мне, так остался бы он где-нибудь насовсем, ведь стоит ему приехать, как начинаются сплошные проповеди и наказания.
Черити чуть сдвинула брови. Хотя долгая и разорительная война закончилась, Джонас по-прежнему много времени проводил в Плимуте. Один его дядя, старший, умер в 1644 году, оставив ему состояние, достаточное, чтобы сделаться влиятельным человеком в городе, и Джонас наслаждался полученной наконец независимостью. Однако в местечке Конингтон-Сент-Джон его ненавидели, и, когда он проезжал через деревню, его встречали ледяным молчанием. Обугленные развалины поместья не были видны оттуда, но мысль о них присутствовала неизменно, напоминая о том, что он сделал. Удар, нанесенный в тот день по Конингтонам, жители деревни не забывали и не прощали.
— Постарайся, Сара, чтобы он не услышал таких слов, — предупредила Черити после паузы, — а то тебя действительно накажут за это.
Сара взглянула протестующе. Она знала, что Черити относится к Джонасу с гораздо большей неприязнью, чем она сама, и тем сильнее ее озадачивала смиренная покорность сестры. Черити теперь не позволяла себе открыто выказывать неповиновение. Она тихо и скромно держалась в тени, выполняла свою долю домашней работы, а сделав ее, целиком посвящала себя малышу.
— Я не понимаю тебя, кузина! — воскликнула Сара с надутым видом. — Не пристало тебе быть такой боязливой.
— Я научилась вести себя осмотрительно, детка, — сухо ответила Черити. — В прошлом рядом со мной были близкие друзья. Теперь я осталась одна, да еще и с драгоценным моим долгом. — Она опять опустила взгляд на спящего ребенка. — Когда-нибудь твой брат, Сара, станет здесь полновластным хозяином. И об этом я не имею права забывать.
— Ну когда еще это случится! Сэр Даррелл вернется гораздо раньше, — заспорила было Сара, но добавила с меньшей уверенностью, поскольку Черити не спешила согласиться с ней: — Разве нет?
— Как будет угодно Господу! — откликнулась тихо Черити. — Это моя надежда, моя постоянная молитва. Но о чем можно говорить уверенно в этом мире, кроме того, что когда-нибудь нам придется покинуть его?
Горечь прозвучала в ее голосе, и глаза затуманились, когда она посмотрела вдаль, где лежал в руинах Конингтон. Кто мог предположить даже в тот черный день, когда был уничтожен Конингтон, какие несчастья все еще таит в себе будущее? Поначалу, несмотря на отдельные поражения, несмотря на кровавую бойню при Эджхилле, дела у роялистов шли хорошо. Королева вернулась из Голландии с большим транспортом оружия и снаряжения. Племянник короля принц Руперт Рейнский, в свои молодые годы уже прославленный воин, поспешил в Англию, чтобы возглавить кавалерию роялистов. Сам Карл проявил незаурядное мужество, в нем неожиданно пробудился талант полководца. К началу 1644 года значительная часть страны находилась под властью короля, и в штаб-квартире в Оксфорде у него был собственный парламент, состоявший из тех, кто покинул Вестминстер или был изгнан оттуда. Казалось, что победа уже у него в руках.
