— Почему обязательно нужно хмуриться, как только дело касается Людольфа? — спросила она как-то отца. — Он покупает твои картины, а ты явно даешь понять, что он тебе не нравится.
— Будь моя воля, мои картины висели бы в любых других домах, кроме его, — проворчал в ответ Хендрик.
— Но почему? Тебе следует быть особенно внимательным к нему, так как он в трауре.
— Ха! — Хендрик издал глухой ироничный смешок и скрылся в своей мастерской, с шумом захлопнув за собой дверь.
Тетя Янетье прислала каждой племяннице по золотому браслету на последний праздник Святого Николаса, причем все они отличались друг от друга рисунком. Подарок запоздал и попал в Амстердам только перед самым новым годом. Два браслета — для Франчески и Алетты — посылать почтой не стали, а хранили до приезда Франчески домой на Рождество; но из-за снежной бури ее визит задержался. Сибилла особенно гордилась своим браслетом, так как он представлял собой самую красивую вещь, которая когда-либо была у нее, и пристрастилась носить его каждый день. Ей нравилось ощущать его прикосновение к запястью и слышать нежный звон каждый раз, когда она притрагивалась к чему-нибудь рукой. Мария не одобряла этой привычки.
— Подобные украшения просто так не носят, Сибилла. Если ты не будешь хранить его для особых случаев, то когда-нибудь потеряешь, запомни мои слова!
Сибилла не обратила никакого внимания на предостережение. Ей всегда нравилось быть элегантной, инстинкт подсказывал, что ей идет. Она вспоминала, как ребенком удивлялась, когда навещавшая их родственница не надевала все свои драгоценности: сейчас она знала, что одно единственное украшение способно оттенить безукоризненную красоту шеи или руки. Каждый раз, играя на виоле, она осознавала, что блеск золота на запястье подчеркивает ее грациозные движения, как будто звенья браслета начинают танцевать под музыку.
В конце концов, опасения Марии сбылись. Сибилла потеряла браслет где-то между домом Виллема и своим. Она ходила по поручению отца и хорошо помнила, как с гордостью взглянула на браслет, натягивая перчатки, когда Виллем прощался с ней. По пути домой она не делала никаких покупок, что явилось огромным облегчением, потому что она — так же, как и ее отец — ненавидела нести что-нибудь по улице и не испытывала удовольствия от болтающейся на руке корзинки с капустой или свисающим из нее рыбьим хвостом. К счастью, Грета взяла на себя хождение по лавкам и рынку, что одобрила даже Мария, которой с возрастом делать покупки становилось труднее. И именно в тот момент, когда Сибилла радовалась, что Грета сама пошла к мяснику, освободив ее от этой обязанности, она ощутила пустоту на запястье. Девушка приподняла обшлаг перчатки и резко вскрикнула. Бесценный браслет исчез.
Сибилла заволновалась, судорожно срывая перчатку и закатывая рукав. Она неистово потрясла края плаща и юбки, на случай, если браслет упал и запутался в одежде, но ожидаемого приятного звона от падения на булыжную мостовую не последовало. В отчаянии Сибилла пошла обратно, тщательно осматривая все вокруг. Такой мелкий предмет легко можно было отшвырнуть ногой и даже не заметить этого. Поэтому она по несколько раз осматривала одно и то же место, медленно возвращаясь по пути, которым шла. Трудности начались, когда ей пришлось пересекать дорогу, так как извозчики кричали на нее, а некоторые экипажи проносились, не сбавляя скорости. Потом она оказалась среди стада овец, которых гнали с рынка домой. Сибилла почти дошла до дома Виллема, когда кто-то заговорил с ней.
— Юффрау Виссер! Что вы потеряли? Может быть, я смогу помочь?
Сибилла подняла голову и увидела мужчину лет сорока пяти — сорока семи, чье лицо показалось ей знакомым, хотя она не могла вспомнить, где они встречались. Потом до нее дошло.
— Гер Сенте! Мы сидели рядом во время званого обеда у гера ван Девентера в мае прошлого года! О, у меня такие неприятности. Я потеряла золотой браслет и нигде не могу найти.
— Вы потеряли его только что?
— Нет, я прошла в поисках довольно большой отрезок пути, и все без результата. Осталось только посмотреть за углом дома.
— Я помогу вам, все равно я иду в том направлении. Мне нужно встретить племянника в художественной галерее.
— Галерее Виллема де Хартога?
— Да. Вы, конечно же, знаете его! Сейчас я вспомнил, что ваш отец — художник, а никто другой, как ваша сестра, написала этот прекрасный портрет ван Девентера.
— Верно. В последний раз я видела свой браслет, выходя из дома Виллема.
— Тогда нам, возможно, повезет, и мы найдем его где-нибудь поблизости.
Сенте искал так же старательно, как и Сибилла, но к двойному пролету лестницы, ведущей к входу в галерею Виллема, они пришли без желаемой находки. Они решили, что, возможно, Сибилла обронила браслет внутри, и когда дверь открылась, девушка поспешно вошла в прихожую. Горничная, открывшая им, ничего не знала о какой-либо найденной вещи, но гер Сенте сказал, что они спросят у ее хозяина. Он был рад возобновить знакомство с Сибиллой, хорошенькое личико которой и живая болтовня доставляли ему удовольствие за столом ван Девентера в тот бесконечный для него вечер, так как он не танцевал и не играл в карты. Вечер, который превратился в трагедию из-за смерти Амалии ван Девентер. Не будь он убежденным холостяком, вероятно, принялся бы ухаживать за Сибиллой.
Дверь в галерею распахнулась, и первое, что увидела Сибилла, — это ее браслет, лежавший на столике сбоку от двери.
— Его нашли! — воскликнула она и, подбежав, зажала дорогую ей вещицу в руке.
Виллем кивнул ей.
— Значит, это — ваш браслет? Я так и подумал. Если бы вы не вернулись, я отослал бы его вам домой.
— Это вы нашли его?
— Нет, я, — ответил незнакомый мужской голос.
Сибилла обернулась и увидела человека, которого искала так же усердно, как и браслет. Высокий, светловолосый, худощавый, с приятной внешностью, он всем своим видом — от шляпы с белым пером и широкими полями, загнутыми, словно огромное блюдце, до башмаков, застегивающихся на пряжку с бриллиантом, и перстня с огромным рубином на пальце — говорил о своем богатстве.
— Позвольте мне представить вам моего племянника, юффрау Виссер, — заговорил гер Сенте. — Это сын моей сестры, Адриан Янс.
Домочадцы Виссера, хорошо знавшие Сибиллу, заметили бы, что она уже сияет тем особым очарованием, которое могла напускать по желанию. Имя ван Янса пользовалось особым уважением в Амстердаме, в его роду были банкиры и купцы, и этот факт только удваивал изумление Сибиллы, что молодой человек столь богатого происхождения находится в одной комнате с ней. Она сделала реверанс, а он поднял ее за руку, производя обычный принятый ритуал. Пока он произносил слова о том, какая это для него честь — познакомиться с ней, Сибилла не сводила с него круглых голубых глаз, сиявших сдерживаемыми слезами благодарности.
