— Но…
— Я готов также солгать, ударить своего ближнего в живот и высморкаться в присутствии королевы. Все ради котят.
— Котятам невероятно повезло, — выдавила миссис Фарли.
Марк видел, что она с трудом подавляет желание расхохотаться. Толпа вокруг замерла в недоумении. Ему вдруг очень захотелось услышать, как она смеется.
— Я признаю, что бывают ситуации, когда хранить целомудрие невозможно. Понимаете? Здесь вы абсолютно правы. И тем не менее в большинстве случаев не присутствуют котята. Или безумцы. Это лишь вопрос личного выбора, и притом очень простой вопрос. Нельзя оправдывать отсутствие обыденной морали чрезвычайными обстоятельствами. Иначе можно было бы безнаказанно убивать и насиловать, как только возникнет такое желание.
Воцарилось потрясенное молчание. Уголки губ миссис Фарли дрогнули.
— Вы меня убедили, — сказала она. — Дискуссия здесь невозможна.
Она явно насмехалась над ним. Как давно никто не подвергал его доводы сомнению! Марк не мог припомнить, когда он в последний раз так веселился.
— В любом случае, — добавила миссис Фарли, — если бы кто-то захотел спасти невинных котят, действеннее всего было бы поколотить безумца.
— И все же, если передо мной когда-нибудь встанет такой выбор, — небрежно заметил Марк, — я прежде всего подумаю о вас.
Ее глаза расширились от изумления. Все остальные были шокированы не меньше.
Неужели он только что сказал?.. О да. Да, сказал. Да еще в присутствии всех. Марк почувствовал, как его щеки налились жаром.
Миссис Фарли опомнилась первой.
— О, умоляю вас, — серьезно произнесла она. — Угроза смерти котят непременно испортила бы романтическую атмосферу. Кроме того, вы меня вполне убедили. Ваши нравственные принципы не слишком… тверды.
Если раньше молчание присутствующих было потрясенным, то теперь оно стало просто гробовым. Какая-то порочная часть натуры Марка так и подмывала его ответить: на самом деле, если того будет требовать ситуация, с твердостью у меня тоже трудностей не возникнет… но Марк счел за благо промолчать.
Слава создателю, этот маленький публичный промах случился в Шептон-Маллет, а не в Лондоне. Конечно, пойдут разговоры, но сплетни, как водится, совершенно исказят смысл сказанного. И хотя содержание их словесной дуэли с миссис Фарли будет обсуждаться повсюду от Шептон-Маллет до Кроскомба, по крайней мере, о ней не раструбят все городские газеты.
Из толпы, словно отвечая самым страшным кошмарам Марка, вдруг раздался тонкий, чуть надтреснутый голос:
— Вот это да, сэр Марк. Не могли бы вы это повторить?
Нет. Нет. Этого просто не может быть.
Говорящего не было видно за спинами людей, но Марку этот голос был знаком слишком хорошо. Он повернул голову и заметил край довольно потрепанного цилиндра, заслоненный другими плечами и шляпами.
Найджел Пэррет. Но что он делает в Шептон-Маллет?
Хотя ответ на этот вопрос был, увы, очевиден. Расталкивая людей и не сводя с Марка глаз, Пэррет стал пробираться ближе. В одной руке у него был карандаш, а в другой, как водится, маленькая записная книжка. Боже, человеку с такими усами не стоит даже пытаться делать наивный вид, решил Марк. Это никого не обманет. Кроме того, он знал Пэррета как свои пять пальцев. Это был не просто репортер. Найджел Пэррет представлял собой самый неприятный тип сплетника, который только можно было вообразить.
— Мой дорогой сэр Марк! — Пэррет оттер плечом миссис Фарли и бросил на нее сверкающий взгляд, значение которого Марк не понял. — Как давно мы с вами не виделись! Очень, очень давно! Прошло очень много времени!
Несколько недель, если быть точным, подумал Марк. Несколько восхитительных недель с того последнего раза, когда он отделывался от этого газетчика.
— Возможно, вы могли бы сказать мне, что чувствуете при виде меня после столь долгого перерыва?
— Разумеется, — ответил Марк. — Я могу выразить это в двух словах.
Карандаш Пэррета замер над блокнотом. Если не прекратить все это немедленно, десять тысяч человек и в самом деле узнают все, что он сказал.
— Убирайтесь. Прочь.
Пэррет поднял голову:
— Сэр Марк, должен вам заметить, это не слишком вежливые слова. А ведь мы с вами такие хорошие приятели, не так ли?
Марк пораженно уставился на него.
— Так что же вы там говорили? — спросил Пэррет.
Он повернул голову и встретился взглядом с миссис Фарли. Атмосфера зарождающегося флирта, зачатки симпатии — все вдруг испарилось. Найджел Пэррет был в состоянии погубить ее быстрее, чем Марк успел бы понять, что он, собственно, от этой женщины хочет.
Он воображал себе, как будет провожать ее домой после службы. Долгие неспешные прогулки. Нескончаемые разговоры. Хорошо — если быть честным, он воображал гораздо больше. Но все же по-настоящему Марк мечтал не о прикосновении ее руки, а о том, как он пробьется сквозь стену, которая стояла между ними, разгадает, что скрывается за этим загадочным фасадом. Он хотел узнавать ее постепенно, вдали от сотен жадных глаз Лондона, наблюдающих с неуемным любопытством за каждым его шагом.
— Мы ни о чем не говорили, — холодно заявил Марк. Он слегка приподнял шляпу, избегая взгляда миссис Фарли, и надменно кивнул Пэррету.
Не сейчас. Может быть, и никогда.
Краем глаза он увидел, как она отвернулась и двинулась сквозь толпу. Шум вокруг возобновился с прежней силой.
Нет. Нет. Он не даст этому случаю выскользнуть из рук. Он не упустит свой шанс.
Джессика как раз заканчивала завтрак, когда в комнату вошла горничная.
— Он здесь, — прошептала она. — Пришел к вам.
Джессика не сразу поняла, о ком идет речь. Сэр Марк! Он не проводил ее домой накануне, как обещал. После своего нечаянно откровенного признания на публике — и после неожиданного появления мистера Пэррета — он, казалось, внезапно потерял к ней интерес.
Ее сердце почти болезненно забилось от предвкушения. Что он здесь делает, да еще так рано утром? Джессика не успела уложить волосы — она только расплела их после ночи и расчесала, и теперь они свободно рассыпались по плечам. Времени на прическу не было, и она выскочила в гостиную прямо так.
Сэр Марк стоял у камина и изучал фигурки на полке. Их было немного: две фарфоровые статуэтки, которые она приобрела за истекшие семь лет, и разбитая раковина. Подарок младшей сестры на день рождения девять лет назад и единственное напоминание о доме.
— Сэр Марк?
Он обернулся. На мгновение просто замер на месте, чуть приоткрыв рот, не в силах произнести ни слова, затем сокрушенно покачал головой:
