Марина Фиорато - Венецианский контракт

Жестокая правда заключалась в том, что доктор Аннибал Касон был хорошим доктором именно потому, что не заботился о том, кто выживет, а кто умрет. После того как мать бросила его в младенчестве, а бесчисленные тетушки, воспитывавшие его, скончались одна за другой, у него не осталось эмоциональных привязанностей. Он так и не женился, несмотря на широкий выбор партий. Он воспринимал болезнь как вызов своему интеллекту, который больше касался его самого, чем больного, и поэтому был невероятно успешен. В университете его считали бесчеловечным, поговаривая, что он мог смотреть на умирающего ребенка без всякого сострадания.

Но товарищи его недооценивали. Аннибал не был таким уж бессердечным, но держал всех на некотором расстоянии – даже без своей трости. Друзей у него было немного, и этого ему вполне хватало. Те, кого он допускал близко к сердцу, знали настоящего Аннибала; их было мало, но ни в ком другом он более не нуждался.

Падуя была богатым городом, и в последний год обучения, когда у молодых врачей начинается практика, ему пришлось лечить многих состоятельных дам. Там, в городе, где он учился, омерзительная маска защищала его от домогательств этих скучающих матрон, которые, будучи очарованными его смазливым лицом, требовали проверить их дыхание, поднося губы к самой его щеке, или просили прижиматься ухом к их вздымающейся груди, чтобы послушать, как у них трепещет сердце. Сегодня, вернувшись в родной город, он наденет маску для того, чтобы выполнить своё истинное медицинское предназначение.

Аннибал не верил своей удаче. Рожденный и воспитанный в Венеции, крещенный в церкви Санта-Мария-дельи-Мираколи – в той церкви, которая теперь колокольным звоном возвещала чуму, – он вернулся из Падуи всего день назад и провел только одну ночь в своем старом родительском доме, а наутро Господь уже покарал этот город. Теперь, наконец, у него появится возможность применить на практике свои знания, накопленные за семь лет обучения в Медицинской школе, где он был одним из лучших учеников. Все травы, о которых он читал в библиотеках, все дни, проведенные в ботанических садах, все вечера в многоярусном деревянном амфитеатре, где он наблюдал, как его обожаемый учитель вскрывал трупы никем не оплаканных преступников, – все это теперь можно использовать.

Закончив приготовления, он прогнал все свои мысли, как и слугу, дал распоряжения насчет ужина своему повару и легкой походкой вышел из дома. Он чувствовал себя рыцарем из старинных баллад, который едет на битву, и судьба приготовила для него самого опасного врага, чтобы опробовать на нем свое копье. Он, Доктор Аннибал Касон, готов сразиться с Чумой.

Шагая по улице, он заметил, что его враг не терял времени даром и прочно закрепился на поле боя. Многочисленные красные кресты на дверях, липовые гробы на каждом углу, миртовый дым, поднимающийся из каждой трубы, – все это подсказывало, что Черная Смерть успела разбить лагерь даже за такое короткое время.

Дойдя до Кампо Санта-Мария-Нова, где он должен был встретиться со старшим лекарем, Аннибале без труда узнал доктора Валнетти, одетого точно так же, как и он. Хотя его маска немного отличалась, как у одного из шести старших врачей сестиери: красные глаза дополняли черные очки – признак мудрости и знаний. Хотя Аннибал высоко ценил недавно изобретенные очки, он считал, что эти черные круги придают его начальнику смешной вид.

Доктор Валнетти был назойливо суетлив и самодовольно пыхтел, что объяснялось утренним визитом, наряду со старшими врачами остальных пяти сестиери, к самому дожу. Он небрежно пожал перчатку Аннибала.

Аннибал вежливо наблюдал за тем, что делал его начальник, – тот копался в куче высушенных рыбьих шкурок, поднимая их на мгновенье над разведенным прямо посреди кампо костром, словно коптил окуня, а затем складывал в кучу, как осенние листья.

Молодой врач вспомнил одну из своих многочисленных тетушек, которая любила готовить ему risotto con rana. Она разрезала каждую лягушку вдоль – от ног до головы и снимала кожу, как рубашку, перед тем как бросить её в кастрюлю. Он поднял одну рыбью шкурку с мостовой. На ней были конечности. И тут он всё понял.

– Жабьи шкурки? Неужели? – недоверчиво спросил он, поворачиваясь к начальнику.

Хотя Аннибал и старался сохранить вежливый тон, но не смог сдержать презрение. Он проявлял уважение к людям только тогда, когда они действительно этого заслуживали, например, его кумир, учитель и наставник Иеронимус Меркуриалис с медицинского факультета в университете Падуи.

– Ну, не все они жабьи – их так тяжело отыскать, – беззаботно ответил врач. – А вот лягушек в Венеции предостаточно, каналы кишат ими. Так что придется довольствоваться этим. Такие шкурки очень пригодились во время последней вспышки чумы, – заключил он как бы между делом, забывая отметить, что это было сто лет назад. – Они эффективно очищают воздух в важнейших сосудах человеческого организма.

– Вы имеете в виду кровь в важнейших сосудах? – прищурился Аннибал за красными стекляшками своей маски.

– Да, да, – согласился Валнетти. – Я так и сказал, – добавил он торопливо. – Раздайте это в своём районе. Постарайтесь облегчить страдания, насколько сможете. Я жду вас здесь на закате. Он вручил связку жабьих шкурок Аннибалу, который с трудом удержал их в руках, – они расползались, сухие и хрупкие, как пепел.

– Должен сказать, – хлопнул его по спине Валнетти, – мы удивились, узнав, что в Венецию приедет врач, и я уж никак не ожидал, что вы из Падуи. Большинство врачей убегают со всех ног в противоположном направлении.

– Лучше умереть в Венеции, чем жить где-то ещё, – пожал плечами Аннибал, и одна из лягушачьих шкурок выскользнула у него из рук.

– Вполне возможно, что так оно и будет, – фыркнул под маской Валнетти.

Аннибал встревожился. Прошел не один век с тех пор, как алхимики считали, что воздух, а не кровь, течет по венам. Он, Аннибал, помог доказать обратное, когда всего год назад ассистировал при переливании крови от собаки человеку, перекачивая собачью кровь в открытые сосуды осужденного. Он мог рассказать об этом Валнетти, умолчав, конечно же, о том факте, что и человек и собака погибли. Но ему не хотелось зря болтать. Вместо этого он поднял шкурки и спросил:

– Это и есть лекарство? Лягушачья кожа?

– Пока да, – прозвучал ответ. – Я, конечно же, работаю над снадобьем собственного изобретения, а пока – делайте, что можете. И, Касон…

Аннибал повернулся, радуясь, что Валнетти не видит его лица.

– Не пугайте их своими мудреными падуанскими теориями. Это люди простые – не такие образованные, как мы с вами, – произнес врач и исчез, словно волшебник, в облаке дыма.