Велвет села перед туалетным столиком, чтобы Табби сделала ей прическу, но мысли ее вернулись к Джейсону. Она попыталась убедить себя в том, что он в самом деле способен на убийство.
Странно, но она нисколько не сомневалась: при определенных обстоятельствах он был способен на такое. Он был суровым и решительным человеком и мог быть безжалостным.
Джейсон Синклер был опасным человеком, но это была только одна сторона его личности. Все в нем говорило о тех испытаниях, которые ему пришлось перенести. Он был доведен почти до отчаяния. Затем она попыталась убедить себя, что Джейсон мог убить отца, но не смогла. Все ее чувства восставали против такого предположения. Она представила каждый из дней, который они провели в маленькой охотничьей хижине. Тогда она объявила ему войну с первого же момента их встречи, и все же он ни разу не причинил ей боли, даже когда она давала ему достаточно поводов для этого.
Она вспомнила их встречу в конюшне. Он так нежно играл со щенком! А когда заговорил об отце, его голос и выражение лица доказывали любовь и уважение к этому человеку. Да и слуга говорил то же самое: Джейсон любил своего отца и никогда бы не поднял на него руку.
Он не виновен, думала Велвет, пока Табби зашнуровывала ей корсет и помогала надеть парадное платье.
Но внутренний голос твердил, что это только благие пожелания, что этот человек был приговорен к повешению. И все же Велвет была уверена в своей правоте. Джейсон Синклер не мог совершить преступление против того, кого любил.
Возможно, поэтому он и появился после долгого отсутствия. Возможно, все эти годы он мечтал доказать свою невиновность. Она не знала, почему он ждал так долго, но, если он хочет вернуть свое доброе имя, он должен обратиться к человеку, которому может доверять.
К кому-то вроде его давнишнего друга маркиза Литчфилда.
Сердце ее забилось быстрее, боль в голове усилилась. Литчфилд верил в невиновность Джейсона, это доказывало все его поведение на суде. Человек, который приезжал к ним в охотничью хижину, был высоким брюнетом. Она только мельком видела часть его лица, но теперь, думая о нем, пришла к убеждению, что эти тонкие и жесткие черты лица принадлежали Люсьену Монтэйну.
Литчфилд был состоятельным человеком, уважаемым и желанным членом светского общества. И если он был готов помочь другу, это доказывало, что Джейсон не виновен.
Литчфилд должен знать, где его друг.
— Табита! Табби! — крикнула она выходящей из комнаты служанке. — Я передумала. Помоги мне переодеться.
Она открыла зеркальные дверцы инкрустированного комода и достала дорожное платье из красновато-коричневого шелка и такого же цвета пелерину, отделанную мехом.
— Ну и дела, — произнесла удивленная Табита, возвращаясь в комнату. — И куда же вы собираетесь? Мне казалось, вы хотели провести утро в обществе герцога.
— Я ведь сказала тебе, что передумала. Мне надо поехать по делам и одеться менее пышно, по-деловому. Помоги мне надеть это платье и оденься сама. Извинись за меня перед герцогом, а я пока велю запрягать карету.
Табби знала, что с хозяйкой лучше не спорить. Она помогла Велвет одеться, а потом и сама пошла переодеваться.
Через несколько минут они уже сидели в карете Хавершемов. Табби разместилась напротив Велвет в качестве дуэньи. Место кучера занял Джон Уилтон, и карета покатила по дороге, ведущей в замок Раннинг, сельское поместье маркиза.
Она надеялась застать Литчфилда дома и потребовать встречи с его другом. Джейсон Синклер помог ей. Теперь она должна помочь ему. И поклялась, что найдет способ сделать это.
Она уже достаточно знала о Джейсоне, чтобы заставить его принять ее помощь. И была уверена, что знает, как это сделать.
* * *
Люсьен вошел в Красную залу и бесшумно закрыл двери. Велвет Моран ждала его, сидя на обтянутой красной парчой софе, разложив юбки дорожного платья. Он почувствовал, что настроена она решительно.
Она сделала несколько шагов навстречу, приветствуя его.
— Простите меня, милорд, за появление у вас без приглашения. Мне необходимо поговорить с вами по срочному делу.
Люсьен взял ее руку и склонился к ней.
— Вам не надо извиняться, миледи. Всегда приятно, когда тебя навещает прекрасная женщина.
Ее щеки порозовели. Она приняла его слова за обычную любезность, но он говорил абсолютно искренне. Изысканная, живая красота Велвет Моран одухотворялась внутренней тревогой. Она была неотразима.
— То, о чем я хочу с вами говорить, имеет личный характер, — сказала она, садясь в кресло, а Люсьен направился к буфету.
— Мы здесь одни. Вы можете говорить о чем угодно. — Он открыл хрустальный графин. — Херес? Или что-нибудь другое?
— С удовольствием выпью хереса, благодарю.
Он протянул ей бокал с напитком и сел в кресло напротив нее.
— Итак, леди Велвет, о чем вы хотели поговорить со мной?
— Джейсон Синклер.
Он едва не подавился:
— Прошу прощения, что вы сказали?
— Вы прекрасно слышали меня, милорд. Я хотела бы поговорить о вашем друге.
Он подался вперед, прикрыв глаза.
— Мой друг был убит в Ньюгейтской тюрьме, миледи. Его уход из этого мира был болезнен для меня. Я редко говорю об этом с кем-нибудь.
— Но вы были его другом?
— Да.
— Вы верите в то, что он убил своего отца?
— Верю я в это или нет, не имеет значения, поскольку…
— Вы верите, что он виновен?
— Нет.
Она подалась всем телом вперед, крепко сжимая бокал.
— Я тоже не верю в это, милорд, как и вы.
— Это прекрасно, миледи, но я не понимаю, какое это имеет отношение…
— Думаю, вы прекрасно это понимаете. Если бы Джейсон был жив, он по-прежнему считал бы вас своим другом. Разве это не так, милорд?
Она загнала его в ловушку. Он видел, к чему идет дело, но не мог ничего сделать.
— Для чего вы пришли сюда, леди Велвет?
Она посмотрела ему в глаза:
— Мне необходимо увидеться с ним. Я убеждена, вы можете устроить такую встречу. Для этого я и пришла к вам.
Он помолчал, обдумывая эти слова.
— Это может быть опасно… для вас обоих. Зачем вы хотите его видеть?
— Если я скажу вам, вы, безусловно, скажете ему, и тогда он может не прийти. Я хотела бы встретиться с ним завтра. Скажите ему: если он не придет, я буду вынуждена раскрыть его инкогнито.
Он улыбнулся:
— Думаю, вы не сделаете это, миледи.
— Вы не можете быть уверены в этом и не захотите рисковать.
Его восхитила ее смелость. Решимость и ум в женщине всегда восхищали его. Ничего удивительного, что друг так увлекся этой женщиной.
