— Еще партию? — спросил Командор.
Анна яростно оттолкнула стул:
— Вы хотите меня унизить! Вы ничуть не изменились! Вы заманили меня на игру, а теперь хотите унизить! Берите мои драгоценности, мне на них наплевать. Я вас презираю. Я ухожу отсюда.
Командор подошел к ней и обнял за плечи. Анна не отстранилась.
— Как хотите, — произнес он. — Но вы слишком вспыльчивы. В вас слишком много желания. Слишком много плохо управляемой страсти. Игра — это наше отражение, я же вам говорил. Успокойтесь. Мы можем вновь сыграть партию. Вы отыграете свои драгоценности. Вы не будете разорены.
Анна позволила себя уговорить, вновь села за стол и уставилась на оставшиеся на зеленом сукне карты.
— Однажды, — продолжал Командор, — фигуры сойдут со своих карт и посмотрят на нас. В этот день нам не удастся избежать созерцания собственных ошибок. А вы, Анна, наконец увидите свои истинные желания, вашу такую бестолковую жизнь…
Он начал тасовать карты, но это уже было выше ее сил. Анна резко встала и бросила в лицо Командору:
— Ты говоришь всякую чушь, тебе нравится мучить женщин. Но ты ошибаешься. Ты больше не неотразим.
Крузенбург тоже встала и подошла к Командору. Лицо ее, освещенное свечами, показалось Тренди мрачным.
— На этот раз ты больше не навяжешь мне свою нечестную игру. Теперь я знаю, куда ты клонишь, — сказала Анна.
— Вас никто не понимает, — вмешалась певица. — Вы всего лишь плохой игрок.
Глаза Крузенбург опасно потемнели. Но Анна уже не сдерживалась. Она задыхалась от ярости, вновь вспомнив старые, накопившиеся обиды, ее охватила ненависть, слишком напоминавшая любовь. Она выдержала взгляд Командора и, видя, что он вот-вот отвернется, схватила со стола одну карту и разорвала ее, нацепив ему на нос.
Никто не захотел узнать, какую фигуру разорвала Анна Лувуа, и Тренди в том числе. В это мгновение у него возникло предчувствие, что Анна обречена. Но у него не было времени утвердиться в этом предположении. Подхватив свою меховую накидку, Анна уже исчезла, испарилась в конце коридора. Тогда, поддавшись непонятным силам, зревшим в нем с того момента, как он здесь очутился, Тренди поспешил вслед за Анной по запутанным коридорам «Дезирады».
Он догнал ее во втором коридоре. Анна, увидев его, растерялась. Он положил было ей руку на плечо, она вырвалась, он снова догнал ее и обнял за талию. На этот раз она согласилась остановиться.
— А, это ты, — выдохнула она. — Малыш, который живет у Рут…
— Малыш?
— Извини. Ты, конечно, не так уж и юн. Но я чувствую себя такой старой…
Анна не шевелилась. Можно было подумать, она заснула.
— Скорее, — прошептал Тренди. — Пойдемте отсюда. Выйдем на воздух.
И хотя он плохо ориентировался в лабиринте коридоров, его словно подталкивало что-то, он даже не пытался объяснить что. Их искали. Звук шагов, приглушенные восклицания слышались уже в начале коридора.
— Да, скорее, — сказала Анна и указала ему на какую-то дверь, которую он до этого не замечал.
Тренди доверился ей: Анна хорошо знала дом. Они шли так быстро, что вскоре запыхались. Они как угорелые неслись по лестницам, через анфилады комнат, то маленьких, то огромных, гостиные почти без мебели, украшенные лишь зеркалами. Подобно Командору, Тренди избегал смотреть на свое отражение. Повсюду горели восковые зеленые и синие свечи, они с Анной все время натыкались на необычные предметы, совершенное старье, назначение которого было им неведомо. Наконец они вышли наружу. Через окно доносились чьи-то крики, смех Крузенбург, как показалось Тренди. Язычки свечей на прихваченном Тренди канделябре заплясали и почти сразу же погасли. Они побежали через парк, наполненный запахом мертвой воды и осенних деревьев.
Анна подбежала к своей яркой спортивной машине, выделявшейся среди строгих лимузинов. Тренди сел рядом. Она завела автомобиль и выехала за ворота. Все произошло очень быстро. Тренди чувствовал себя совершенно обалдевшим, у него не было даже сил спросить Анну, куда она направляется. Только позднее он сообразил, что она выбрала дорогу, ведущую в глубь побережья.
Анна ехала быстро, очень быстро — должно быть, выпила, или это были остатки возбуждения от игры. Она вела автомобиль, играючи, импульсивно, каждую секунду рискуя их жизнями, упрямо сжав губы, с выражением крайнего разочарования на лице. Это была такая же странная скорбь, какой была сама Анна Лувуа; хотя она уже утратила грациозность юности, ее жесты оставались все такими же невинными, что и у Юдит, ее умение быть красивой было бессознательным. Кроме того, в ней было то очарование зрелости — великолепная фигура, изысканность манер, — которое с первого же взгляда Тренди отметил в Рут. Однако Анне нравилось приковывать к себе взгляды, об этом говорили глубокое декольте черного крепового платья, большой разрез на юбке. Когда машина тормозила перед рытвиной, купой деревьев или поворотом, мягкая ткань соскальзывала с ее бедер. И Тренди хотелось нового торможения, препятствия, более неожиданного, чем предыдущие, от которого задрался бы край ее платья, и он смог бы увидеть длинные ноги Анны целиком. Машина была очень удобной. Тренди, кажется, мог бы навсегда остаться на мягких кожаных сиденьях, заснуть, позволив Анне мчаться в неизвестном направлении до скончания времен. Но он не мог оторвать взгляда от Анны, от ее силуэта в темноте. Она молчала, время от времени вздыхала, слабо пожимала плечами, и это доставляло ему еще большее наслаждение, поскольку тогда трепетала ее грудь, Вернее, то немногое, что виднелось между тканью и мехом. На ее шее остались следы от украшения, которое она проиграла. Тренди не пытался понять, что произошло на «Дезираде» и почему он последовал за Анной. Сейчас он нуждался лишь в присутствии этой зрелой женщины, прекрасной и несчастной, везущей его неизвестно куда — да и знала ли об этом она сама? — и чудесным образом вырвавшей его своим экстравагантным поступком из лап демонов, одолевавших его со времени отъезда Юдит.
Но вот взгляд Анны затуманился, движения стали неуверенными, взгляд рассеянным. Тренди накрыл ее руку своей.
— Не торопись, — попросил он. — Езжай помедленнее.
Он обращался к ней на «ты». Определенно, он больше себя не контролировал. Анна подчинилась. Свет фар осветил слева аллею для конных прогулок.
— Поедем по этой дороге.
Он придвинулся к ней и перехватил руль. Она была сама покорность. Так они ехали несколько минут, трясясь по проселочной дороге, Тренди вдыхал аромат ее кожи, смешанный с запахом меха. Под платьем у нее, кроме чулок, ничего не оказалось. Желание Анны Лувуа было таким же безотчетным, как и его. Как он и предполагал, у нее было восхитительное тело. Слабый свет потолочного светильника смягчил первые признаки возраста. Более детальное изучение Тренди оставил до другого раза. Пристанище едва ли им подходило, но Анна оказалась очень пылкой и, судя по всему, осталась довольна. Несколько минут они приходили в себя, потом она тихо проговорила:
