Герцог переходил от картины к картине, и, наконец, они оказались перед самой последней.
На портрете герцог выглядел гораздо моложе. У него были очень темные волосы и здоровый цвет лица, и сходство с сыном потрясающее. Маркиз Стаунтон – гордый, юный, красивый – стоял рядом с ним. Другой молодой человек, изображенный на полотне, был, должно быть, лорд Уильям. Хотя он выглядел не только моложе того человека, которого она вчера увидела, но и вообще мало походил на него. Он был такой солнечный и беззаботный, Марианна изменилась очень мало. Серьезный ребенок был наверняка Чарлз. Никто из них не улыбался, позируя художнику, только Уильям, казалось, прячет улыбку.
– Она, вероятно, была красавицей, – сказала Чарити, имея в виду герцогиню, сидевшую рядом с герцогом и смотревшую прямо на зрителя. Ее глазам художник уделил больше внимания, чем глазам ребенка, самого герцога или его гордого старшего сына. «Художник, – подумала Чарити, – был увлечен герцогиней». Красота ее увядала, хотя художник и попытался это скрыть. Но ее печальный взгляд он оставил.
– В свое время она была признанной красавицей, – сухо сказал герцог.
Значит, поэтому он на ней и женился? Из-за ее красоты? Но любил ли он ее? Она родила ему тринадцать детей. Но это ничего не доказывало. «Она была матерью Энтони», – подумала Чарити. Женщина, которую он до сих пор так обожал, что превратился в кусок льда, когда сегодня утром она заговорила о его чувствах к матери.
– Она была старшей дочерью в семье графа, – продолжал герцог. – И с детства знала, что будет моей женой. Она исполняла свой долг до самой смерти.
Когда рожала Огасту, вздрогнула Чарити. Любил ли он ее? И любила ли она его? Она исполняла свой долг…
Я дочь дворянина, хотелось сказать Чарити. Меня воспитывали как леди. Я знаю, в чем заключается мой долг и готова выполнять его до смерти. Но разве это правда? Она вышла замуж всего два дня назад и дала множество обещаний, которых никогда не выполнит. Она надсмеялась над таинством брака ради денег. Она возмутилась, узнав сегодня истинную причину его поспешной женитьбы, но муж был совершенно прав, напомнив ей, как она вела себя при заключении соглашения. Она почувствовала угрызения совести, и ей захотелось защититься, оправдаться перед этим надменным человеком, который никогда не улыбался и, казалось, не смог пробудить чувство любви в своих детях.
– Отец, – сказала она, беря его за руку. – Вы уже давно на ногах. Я искренне благодарна вам за то, что вы привели меня в галерею и познакомили со своей семьей, семьей Энтони. А теперь разрешите мне проводить вас туда, где вы сможете отдохнуть. Скажите, куда бы вы хотели пойти.
– Мне кажется, Стаунтон даже не предложил вам приобрести одежду, более подходящую к данному случаю.
Герцог молча разглядывал ее некоторое время. Чарити отчетливо представляла себе, как выглядит в своем поношенном платье, в котором ходила на прогулку. Ей, конечно, нужно было бы переодеться к завтраку и, конечно, для посещения галереи. Но у нее такой маленький выбор. Она продолжала держать его под руку.
– Мы поженились быстро, отец, – сказала она. – Энтони очень спешил домой. Его волновало ваше здоровье. У нас просто не было времени для покупок. Но я не обижаюсь. Одежда – не самое главное в жизни.
– Напротив, – возразил герцог, – внешность имеет первостепенное значение, особенно для женщины с вашим теперешним общественным положением. Вы – маркиза Стаунтон, мадам. Конечно, он женился на вас в спешке. Интересно, знаете ли вы, почему он на вас женился? Неужели вы так наивны и верите в его любовь только потому, что он ласково смотрит на вас, целует вам ручку и прошлой ночью воспользовался своими супружескими правами? Если вы мечтаете о любви и счастливой жизни, то, без сомнения, будете очень разочарованы.
Чарити проглотила комок в горле.
– Я верю, отец, – мягко, но твердо сказала она, – что мы с Энтони сами разберемся, каким будет наш брак и сколько любви будет в нем.
– Значит, вы глупы, – ответил герцог. – В вашем браке нет понятия «мы». Есть только Стаунтон. Вы – жена, мадам, которую он приобрел на нижней ступени социальной лестницы, чтобы показать мне, насколько он презирает меня и все то, что я олицетворяю. И он намеренно афиширует передо мной и перед всем светом ваше низкое происхождение.
Вот так мне приходится зарабатывать деньги. Для Фила. Для Пенни. Для детей. Чарити сильно задели слова герцога, но она продолжала держать его под руку. Ради достижения своей цели она будет терпеть. Как хорошо, что она оказалась такой предусмотрительной л ничего не сказала о своих братьях и сестрах.
– Вы чувствуете себя оскорбленным, отец? – спросила Чарити. – Вас задел брак Энтони со мной?
Герцог помолчал.
– Да, мадам, – наконец сказал он. – Но я никогда не доставлю Стаунтону удовольствия и не покажу ему этого. Вы увидите, что у меня есть свои возможности. Обычно игру ведут не только в одни ворота. И чаще всего игра интересна только тогда, когда игроки равны в силе и умении. Да, дорогая, я очень устал. Проводите меня, пожалуйста, в мою библиотеку и велите подать мне прохладительное. Вы можете почитать мне утренние газеты, пока я буду отдыхать. Вы обещали леди Уильям зайти к ней сегодня утром? Через час я вас отпущу, но не раньше. Вчера мой сын явился домой и привез мне невестку. Нужно познакомиться с ней поближе. Совершенно не исключаю, что смогу почувствовать к ней привязанность.
Голос у него был холодный, глаза тоже. «Не нужно быть гением, – подумала Чарити, – чтобы догадаться, какую игру собирается предложить его светлость». Конечно, ей с самого начала было известно: она – всего лишь пешка в игре. Однако она и не догадывалась, насколько серьезной может быть ее роль. Теперь с каждым часом Чарити все отчетливее понимала, во что ввязалась.
По ее мнению, она заслужила все случившиеся и все грядущие неприятности.
Маркиз Стаунтон ничего не ждал от сегодняшнего вечера и особой радости не испытывал. Но от этой поездки он и ждал не радости, а удовлетворения от одержанной победы. Это чувство еще не покинуло его, хотя во время утренней прогулки жена обвинила его в жестокости. В жестокости по отношению к молоденькой девушке, которую он помнил неприметной и неуклюжей девочкой, часто игравшей с Чарлзом.
Если бы он вернулся домой один, то, наверное, все-таки женился бы на этой девушке. Несмотря на восемь лет независимости и уверенности, что он свободен от влияния отца. Если бы он вернулся домой один, избежать помолвки, на которую все так рассчитывали, вряд ли удалось бы. Сказать «нет» было бы слишком жестоко.
Маркиз совсем не был жестоким человеком. Скорее он относился к тем людям, которые хотят, чтобы их оставили в покое и дали возможность жить своей собственной жизнью. Но наследник герцогского титула не принадлежит самому себе, если только не отважится на крайние меры для обретения своей независимости.
