Но все разрешилось благополучно, так как и те, и другие были счастливы увидеть короля Испании.
Народ толпился на берегу.
Король и его дочь сели в большую лодку с навесом. Ее тянули за собой две барки, в каждой из которых сидело по шесть сильных гребцов, поэтому судно легко скользило по воде. Вслед за ним плыли суденышки с музыкантами, игравшими на трубах, скрипках и других музыкальных инструментах, а также целая флотилия габар, которыми управляли женщины обеих деревень Пасая. У входа в порт на волнах покачивались семь фрегатов, галеон «Ронсево» и еще одно большое судно — «Ла Капитана», которому предстояло стать флагманским кораблем океанской флотилии.
Когда, рассекая гребни волн, показалась королевская лодка и ее плавучий музыкальный эскорт, звуки музыки потонули в грохоте пушечных залпов, приветствующих монарха.
«Прибыв в порт, Их Величества взошли на борт „Ла Капитаны“ по прекрасной лестнице, застеленной великолепным ковром, и осмотрели огромный корабль, — писал испанский хроникер. — Затем они вернулись в свою габару, и их отвезли к выходу в открытое море, чтобы король и инфанта насладились великолепным морским пейзажем, после чего лодка причалила к берегу, и, пересев в карету, Филипп IV с дочерью отправились обратно в Сан-Себастьян».
Там их уже ждал епископ Памплоны вместе с двумя высокопоставленными сановниками, шестью канониками[106] из капитула[107] и множеством слуг.
Жребий брошен.
Итак, брак по доверенности состоится в Фонтарабии, все ближе и ближе, совсем близко от того берега Бидассоа, где на острове посредине реки возвышался сказочный дворец, разделенный невидимой границей, в котором вот-вот произойдет столько решающих и волнительных событий, — дворец для переговоров на Фазаньем острове.
* * *
В понедельник 17 мая король и инфанта слушали мессу в монастыре Сан-Тельмо.
После полудня для них танцевали «агиганоа»[108], исполнявшиеся только в особых случаях: пятьсот человек в роскошных нарядах выписывали замысловатые па.
Той же ночью, изнывая от любопытства, в Сан-Себастьян прибыл племянник[109] кардинала Мазарини с несколькими своими друзьями. Еще одна ошибка!
Король Испании, человек глубоко набожный, не мог не знать того, что единственный племянник кардинала — так как остальные погибли — был замешан в страшном скандале, осквернившем святые дни[110] года. По мнению Мадемуазель, «святые дни всегда толкают распутников на грехи», а тот случай произошел в замке Руасси и, вероятно, не без участия брата короля.
Герцогиня де Монпансье удивлялась, как этого племянника вообще пригласили на королевскую свадьбу.
— После капитуляции Мардика король сделал его капитаном мушкетеров. Он единственный племянник кардинала, и он же — единственный его наследник. Маленький Альфонс, на которого возлагалось столько надежд, разбил голову в школьном дворе. Старший, которому в ту пору было пятнадцать, погиб в битве у ворот Сент-Антуан[111] — последний прискорбный факт еще больше осложняет мои отношения с кардиналом.
Вторник, 18 маяВо второй половине дня 18 числа мая месяца Их Величества покинули дворец, намереваясь присутствовать на рыбной ловле сетями.
Тогда же к ним прибыл мессир де Лерен, первый конюший короля, и привез письмо от королевы Анны Австрийской.
Брат и сестра не виделись сорок пять лет. Правда, несмотря на бдительность Ришельё, они часто писали друг другу в те тревожные годы, когда короля Испании считали злейшим врагом Франции, а Людовик XIII угрожал расторгнуть брак с бесплодной женой.
Но сегодня положение дел изменилось.
Мессир де Лерен уезжал, увозя с собой письмо Филиппа IV к его сестре, королеве Анне.
Испанский монарх с тревогой отмечал, что еще не все пункты мирного соглашения оговорены и включены в договор. Сообщили ли о них французам? Поставили ли их на обсуждение?
Таким образом, когда епископ Фрежюса, выбранный из-за своего сана и осторожности, предстал перед испанским монархом с просьбой передать его дочери послание Людовика XIV, которое жених написал ей, словно они уже обручены, он получил категорический отказ.
Филипп IV недвусмысленно заявил, что инфанта еще не дала согласия. Некоторые дополнительные соглашения мирного договора еще не рассмотрены. Так что у молодого французского короля нет оснований, позволяющих ему писать испанской принцессе.
Епископ Фрежюса поклонился и попросил разрешения хотя бы показать письмо той, кому оно предназначалось, чтобы она узнала о нетерпении жениха. И когда в качестве будущего свидетеля брака — если он, конечно же, состоится! — епископ получил аудиенцию, то, держа в руке письмо и рассыпаясь комплиментами от лица короля Франции и ее тети королевы, прошептал инфанте на ухо:
— Мадам, я открою вам тайну…
При слове secreto она незаметно огляделась, не подслушивают ли их câmara-mayor[112], графиня де Приего[113], и дуэньи, после чего сделала знак, чтобы епископ продолжал.
Тогда, показав инфанте письмо, епископ сообщил ей, что король, его повелитель, чувствуя себя счастливейшим из смертных, написал ей это письмо, но испанский монарх, ее отец, запретил передавать послание.
Мария-Терезия ответила вполголоса:
— Я не могу принять его без разрешения отца, но Его Величество сказал мне, что вскоре все благополучно устроится.
Преисполненный радостью от полученного признания епископ Фрежюса возвратился в Сен-Жан-де-Люз.
19 и 20 маяОтношения между Сан-Себастьяном и Сен-Жан-де-Люзом постепенно налаживались, становясь день ото дня все прочнее.
Король Испании согласился принять герцога Бульонского[114] и еще нескольких придворных из свиты короля.
На следующий день он отправил в Сен-Жан-де-Люз дона Кристобаля де Гувирана с новым письмом для королевы-матери. Оно сильно взволновало и невероятно обрадовало Анну Австрийскую. Ее брат здесь! Так близко! Она скоро его увидит!
В Сан-Себастьяне наметились перемены по отношению к представителям короля Франции. В то время как испанский монарх с дочерью прогуливались по направлению к флоту, что стало для них почти привычкой, в Сан-Себастьян, надеясь узнать новости, прибыл граф де Сент-Эньян[115]. Его разместили у герцога Фонсеки, и он отбыл только на следующий день, предварительно получив аудиенцию у короля.
В тот день Их Величества не смогли присутствовать на ловле рыбы из-за страшного шторма.