Затем она прошла в зимний сад. Там на скамейке в глубоком раздумье расположился Эдуардо. Какое-то мгновение она гадала, о чем он так задумался. Иногда он бывал замкнут или изменчив, как апрельское небо. В редкие моменты, когда он думал, что один, Филадельфия чувствовала в нем меланхолию, что казалось странным при его обычной живости и энергии.
Эдуардо сидел наедине со своими тревожными мыслями. Это было уже не первое утро, которое он проводил в безделье, пока Филадельфия наслаждалась обществом миссис Ормстед и ее племянника, но сегодняшнее ожидание оказалось более тягостным, потому что он должен был подумать о тревожных новостях.
Он знал, что Тайрон не успокоится, получив его письмо о разрыве их делового партнерства, но Эдуардо не ожидал, что Тайрон откликнется так быстро. Его письмо пришло на адрес отеля, в котором Эдуардо обычно останавливался, приезжая в Нью-Йорк. Это был один из способов, действовавших годами, связываться друг с другом во время путешествий. Без сомнения, копии этого письма ожидали его в Сан-Франциско, Чикаго, Бостоне, Лондоне и Сан-Паулу. Письмо было коротким, но деловым. Тайрон хотел, чтобы Эдуардо вернулся в Новый Орлеан, но не писал почему. Это предполагало одно — там его ждали неприятности.
Тайрон никогда никого не разыскивал, если дело не шло о его жажде мести. Если же Тайрон ищет его по другой причине, то, видимо, он доведен до отчаяния. «Дьявол преследует тебя по пятам», — пробормотал Эдуардо на своем родном языке. Он должен действовать быстро, ибо существенно важно, чтобы Тайрон никогда не узнал о существовании Филадельфии.
Почувствовав чье-то присутствие, он резко поднял голову и увидел Филадельфию. Он встал.
— Мемсаиб что-нибудь желает?
— Да, мне нужен ваш совет.
Она подошла и протянула ему пачку приглашений.
Встревоженный ее озабоченностью, он даже не взглянул на приглашения.
— Что заставило мемсаиб хмурить лоб?
— Это приглашения, которые миссис Ормстед намерена принять от моего имени.
— И это все? — Он перешел с английского на французский. — Так это же превосходно! Ваше первое появление в нью-йоркском обществе ознаменовалось полным успехом. Вы, конечно, примете все приглашения. Бриллианты де Ронсаров должны показываться людям, прежде чем они будут проданы. Чем больше у вас будет почитателей, тем дороже они будут стоить.
— Вы упускаете одно серьезное обстоятельство, — сказала она, следуя его примеру и переходя на французский. — Мой гардероб не соответствует этим приглашениям.
Он пожал плечами.
— Вы здесь для того, чтобы привлечь внимание будущих покупателей драгоценностей. Придумайте что-нибудь.
Забота о деньгах, которые могли принести драгоценности, раздражала ее.
— Для вас так важны деньги?
— А разве вы не по этой причине согласились сопровождать меня в Нью-Йорк?
— Деньги никогда не были моей целью.
Какую-то минуту он просто смотрел на нее, отмечая множество мелких деталей в ее внешности, таких, например, как прекрасны ее четко очерченные скулы под бархатной кожей, как красноватые веки контрастируют с ее золотистыми глазами, как темные ресницы оттеняют персиковый цвет кожи, как она, даже в простом утреннем платье, сочетает в себе салонную строгость с изяществом дочери дикой природы. Она была молода и невероятно прекрасна, и, вопреки рассудку, он позволил ревности придумать новое и тревожащее объяснение ее интереса к тому, чтобы быть соответственно одетой.
— А какова ваша цель, мемсаиб? Этот североамериканец?
В первый момент Филадельфия не уловила его мысль.
— Вы имеете в виду Генри Уортона?
Эдуардо с раздражением нахмурился.
— Генри? Дело зашло уже так далеко?
— Какое дело? Вы что, серьезно верите в то, что Ген… мистер Уортон интересуется мной?
— Да, интересуется. Любой осел это видит.
Ее первым желанием было рассмеяться, но, не будучи вполне уверенной, она спросила:
— Зачем вы сказали ему, что де Ронсары принадлежат к аристократии?
— Я не видел оснований поощрять его влюбленность. Он вам скоро наскучит.
— Это звучит оскорбительно. Вы не можете предполагать, каких мужчин я предпочитаю. И я не нахожу Генри скучным!
Она намеренно вновь назвала Уортона по имени, но Эдуардо не клюнул на эту удочку.
— Тогда, может быть, вы объясните мне ваш интерес к этому Генри?
— Не собираюсь. Это не ваше дело.
— Вы не хотите говорить, потому что вам нечего сказать! — победно заявил он. — Вы к нему ничего не испытываете.
Ей не понравилось, что он в какой-то мере загнал ее в угол, даже с помощью правды. У нее не было серьезного интереса к Генри Уортону, но это проявление ревности со стороны мужчины, о котором она начала думать как о друге, было ей неприятно.
— Миссис Ормстед одобряет наше знакомство. Она считает Генри своим любимым родственником.
— Кроме того, она считает, что в детстве он ударился головкой, — отозвался он с видимым удовольствием. — Вас привлекает его детская неуклюжесть?
— Я отказываюсь говорить с вами далее на эту тему Мы с вами только партнеры по бизнесу, и это не ваше дело.
— Я легко могу сделать это моим делом, — пробормотал он по-португальски. По-французски же он сказал: — Прекрасно, мадемуазель Партнер. Я склоняюсь перед вашим желанием. Я буду отсутствовать несколько дней. Это даст вам время завершить вашу победу, если это то, чего вы добиваетесь.
Из всего, что он сказал, она услышала только слова об отъезде.
— Вы уезжаете? Куда?
Тревога в ее голосе звучала бальзамом для его самолюбия.
— Разве вам это так важно?
— Конечно, — поспешно ответила она. Чтобы как-то нейтрализовать свое признание, она добавила: — А что я скажу миссис Ормстед? В конце концов, вы мой слуга. Это я должна послать вас с каким-нибудь поручением, если вы исчезнете.
— Как легко вы привыкли, — сказал он ровным голосом, — к роли госпожи. Можете сказать ей все, что угодно. Я буду отсутствовать неделю, максимум десять дней.
— Десять дней? — Ее тревога сменилась раздражением. — Десять дней? Я не могу оставаться в этом доме еще десять дней.
— Почему? Миссис Ормстед весьма гостеприимная хозяйка, и вы ей очень нравитесь. — Он сунул руку за пояс и вынул кошелек. — Здесь хватит на то, чтобы купить новое платье, а может, и два. У вас куча приглашений на ближайшие две недели. Чего еще вы можете желать?
Она оттолкнула кошелек.
— Я не могу больше залезать в долги.
— Это подарок.
Она хотела и дальше отказываться, но вместо этого обнаружила, что смотрит в его глаза, в эти огромные черные глаза. Филадельфия припомнила его иссиня-черные волосы, спрятанные сейчас под тюрбаном, и его широкий, резко очерченный рот, невидимый сейчас под фальшивой бородой.
