— Удивительный мальчишка! — сказал Памфил Федосеевич про себя, смотря вслед сыну, который, оправив перед зеркалом полосы, платок на шее и булавочку на манишке, вышел вон. — Удивительный мальчишка!.. Скажи, пожалуйста, только что из яйца вылупился, а с какими людьми уж свел знакомство!..
— Степанида Ильинишна!.. Эй! кто тут!.. провалились! Варька! Иван!
— Что ты, батюшка, раскричался! опять нога, что ли?
— Какая нога! что за нога! совсем не нога, а Миша. Ей-богу, это удивительный мальчишка!
— Что он тебе сделал? что не по-твоему?
— Не по-моему; разумеется, что не по-моему!
— Так и надо кричать?
— Да кто кричит? помилуй!
— Да ты! посмотри, из себя вышел!
— Ах ты, господи, слова не даст сказать!
— Да говори, кто тебе мешает!
— Я хотел сказать тебе, что это удивительная вещь; представь себе! что еще он — мальчик, молоко на губах не обсохло… Куда ж ты?
— Да что мне слушать брань…
— Откуда брань? Кто тебе сказал, что брань? дай окончить-то!
— Ну?
— Я хотел сказать, что, что еще он? мальчик, а ведет знакомство с какими людьми!
— Ну, что ж? молод и знакомится с молодежью; а тебе не по сердцу?
— Ну, кто говорит что не по сердцу? ты не дашь выговорить! Какая молодежь!.. вельможи, матушка! вельможи к нему назвались на вечер!
— Полно, пожалуйста, вздор молоть! с какой стати назовутся к Мише вельможи?
— Я тебе говорю! из студентов-то он в сочинители хватил! Вот и назвалась вся братья сочинителей к нему на вечер; да какие люди-то — все известные!.. в каких чинах! А? каков Миша-то? а? Степанида Ильинишна!
— Что ж, слава богу, недаром мои заботы были об нем.
— Ты! все ты! а уж я ничего!
— Хорош бы он был хомяк, если б пошел в тебя! Не сам ли ты говорил ему: не водись с людьми, которые тебе не по плечу.
— Да! в старину это было так, а теперь — другое дело. В старину кошки мышей ели, а теперь не едят — вишь, подай молочка да говядинки.
— Это все на Ваську ты метишь!
— Э, поди ты с своим Васькой; не о том дело; надо подумать, как принять, ведь сегодня ввечеру все у нас будут.
— Как сегодня ввечеру?
— Да так! назвались, как хочешь и принимай!
— Ты шутишь, что ли?
— Какая шутка; нагрянут человек двадцать.
— Миша с ума сошел! назвал гостей; да еще все незнакомых; а у нас ничего не готово, комнаты не прибраны… Господи! когда ж я обернусь! Надо самой ехать заказать мороженое, купить провизии; нельзя без ужина или, по крайней мере, закуски… Ничего не успеешь сделать! Я думаю, все, что куплено к обеду, оставить к вечеру, а сами чего-нибудь перекусим.
— За винами надо послать; да уж я распоряжусь в этом… А! вот кстати!
Вошли Григорий Иванович и Лукьян Анисимович. Это были старые сослуживцы Памфила Федосеевича на службе по откупам.
Григорий Иванович был в старину кос и сохранил этот недостаток и в старости.
Лукьян Анисимович и в молодости и в лета мужества был рыж; но под старость лишился прекрасных волос своих, а клочки на висках поседели.
Григорий Иванович жил уже домиком, а Лукьян Анисимович не умел сберегать нажитого и потому продолжал службу по части хождения по делам.
— Вот кстати пришли! здравствуйте, Григорий Иванович; садись, брат, Лукьян Анисимович… Иван! наложи Лукьяну Анисимовичу трубку.
— Я сам наложу-с, Памфил Федосеевич.
— Ну, накладывай. А что, Григорий Иванович, ведь вы, кажется, продолжаете читать книги?
— Не засну, сударь, без чтения. Вчера, например, прочел очень занимательный журнал. Ах, как ругается! да еще кого ругает-то: Александра Петровича Сумарокова! такую экзекуцию задал, что ужас!
— Уж чтоб теперь был такой сочинитель, как Сумароков, да уж я не знаю! — сказал Лукьян Анисимович, закурив трубку и подсев важно к Памфилу Федосеевичу, с желанием принять участие в разговоре. — У меня, правда, только одна часть его сочинений: ну, да уж наслаждение! уж надо сказать! Чуть свободное время — я и читаю; тысячу раз перечитал, ей-богу-с. А уж чем больше читаешь, тем как-то все лучше. Что нынешние книги! мой Ваня таскает их на дом кучу. Вот журналы-то, журналы, что вы говорите, Григорий Иванович, да я в толк не возьму: писано как-то без расстановки, да всё слова какие-то особенные.
— Нет, Лукьян Анисимович, не говорите. Правда, есть слона, что вдруг и в толк не возьмешь, а как подумаешь хорошенько, так это то же слово, да по новому правописанию; примером, по-нашему был Кишот, а теперь пишут — Кихот: гораздо нежнее; в наши времена Невтоном называли одного астронома, а теперь — Ньютоном, так-то и прочие все слова: примером, вот я вчера начитал: Пафос, что бы это значило? Думал, думал, наконец, догадался, что это тот же Бахус.[33]
— Да что ж нового-то в журналах?
— Как что?
— Намедни развертываю, дай, думаю, прочту что-нибудь новенькое. Ай да новость: Колумб открыл Америку!
— Не знаю, верно вам какой-нибудь старый журнал попался.
— Нет, не старый!
— Постой, Лукьян Анисимович! Ну, что ты споришь; знаешь ли ты хоть кого-нибудь из сочинителей?
— Где ж их знать, Памфил Федосеевич: сроду не видывал; да и где ж их видеть? Они в люди не показываются. Слава богу, кот уж двадцать лет в Москве живу, а нигде, просто нигде в маза не видал сочинителя.
— Ну, а я тебе покажу всех до единого! Хочешь?
— Не знаю; а любопытно было бы посмотреть.
— А, знаю, — сказал Григорий Иванович, — у Памфила Федосеевича, верно, ихная книга с портретами.
— Нет, брат, живьем покажу!
— Да где же?
— Отгадай!
— А! говорят, что выдумали какие-то особенные вечера, где их собирают сочинять стихи.
— Литературные?
— Та-та-та, именно!
— Не знаю, — сказал Григорий Иванович, — а я не так слышал; я слышал, что на литературные вечера для того собирают сочинителей, чтоб издавать журналы.
— Уж в этом извините, Григорий Иванович: журналы издают не сочинители, а редакторы.
— Да! ну, об этом не спорю: ономедни, был я по делу у Степана Васильевича, вдруг приезжает к нему какой-то молодой человек, щеголь, платье сидит, точно как на нем самом утюжено. Степан Васильевич и спрашивает: «Ну, как вы провели время на литературном вечере?» — «Очень скучно, по обыкновению», — говорит. «Что ж делали там?» — «По обыкновению, ничего». Степан Васильевич захохотал; а потом стали говорить по-французски.
— Что-нибудь да не так, Григорий Иванович, — сказал Памфил Федосеевич, — а главное, хотите быть на литературном вечере?
