и полных мешков продовольствия.
— Петенька?… Милый! Любимый! Это ты? — послышался откуда-то издалека взволнованный её голос.
Бросившись туда, Никитин и Пётр быстро оттащили мешки с крупой в сторону, чтобы добраться до привязанной к металлическим кольцам в стене Ионе.
— Павлуша… Его здесь нет, — рыдала она, пока Пётр разрезал верёвки. — Я знаю, его спрятали здесь, но его нет! Его нет!
— Мы найдём, найдём, — стал оглядываться по сторонам Никитин и проверять каждую бочку и ящик, разбивая их замки и доски.
Освободив любимую, Пётр сразу прижал в объятия, вытирая слёзы, убирая растрёпанные волосы от её лица и целуя щёки:
— Всё. Всё закончилось. Павлушу найдём, уверен… Он жив, жив…
— Я так виновата, — рыдала она. — Прости меня… Павлуша… Где он?
— Здесь, кажется, — разломав доску очередного ящика, чтобы знать, что внутри, увидел Никитин маленькую ручку лежащего там в разодранной одежде мальчика.
Кинувшись к ребёнку, доставая его оттуда, Иона от ужаса вскрикнула:
— Кто это?! Это не Павлуша!
— Это, должно быть, сын Ребеки, — предположил Пётр, взглянув на мальчика.
Он отыскал на руке его пульс и замер, стараясь почувствовать биение сердца. Успокоившись, что ребёнок жив, он оставил его в руках Никитина, и тот принялся постукивать по щекам парнишки, желая привести в чувство.
Тем временем Пётр разбивал другие ящики один за другим, заглядывал в бочки, пока в одной из них не обнаружил сидевшего на дне, зажав руками уши, своего сына:
— Павел… Малыш, — выдохнул с облегчением он, поднимая его на руках.
Ещё больше зарыдавшая от переизбытка чувств Иона бросилась к ним. Она выхватила сына в свои объятия, расцеловывая и крепко обнимая… Ощупав ребёнка у неё на руках, Пётр вздохнул:
— Цел… Да? — встретился он с улыбкой сына, и тот кивнул. — Всё понимает, — смеясь, погладил он его по головке.
— Очнулся, — молвил довольный Никитин, любуясь, как глаза ребёнка в его руках медленно открываются.
Пётр сел рядом, погладив мальчика по щеке, и ласково спросил на шведском:
— Барон Стааль?
Мальчик несмело кивнул, а в трюм тем временем спустился Генерал-губернатор и пара его агентов. В считанные минуты все собрались наверх, покидая корабль, унося детей и веря, что худшее остаётся теперь позади.
Взятые под арест капитан и все моряки, которых смогли поймать, были переправлены на шлюпке к берегу, где их встречали ожидающие там полицейские и тюремные кареты. Оставляя всё теперь в руках Генерал-губернатора и оставшегося помогать Никитина, Пётр сел в карету с Ионой и детьми.
Когда экипаж отправился в путь, чтобы увезти домой, Иона прижала уснувшего сына покрепче к себе. Она держала его на руках, медленно приходя в себя от пережитого, и мельком поглядывала на уставшего, сидевшего рядом с супругом мальчика лет тринадцати…
— Он тоже твой сын? — несмело спросила она, словно догадывалась о чём-то, а Пётр с глубоким вдохом улыбнулся:
— Это не мой сын.
Иона отвела взгляд вновь на Павлушу и промолчала. Слёзы потекли по щекам, а смахивать она их не стала. Глядя на неё, жалея и желая скорее заключить в объятия, Пётр тоже некоторое время молчал.
Встретившись с ним взглядом, Иона будто испугалась. Она вновь стала смотреть на сына, но долго молчать не смогла. Слёзы душили, и она вымолвила:
— Прости меня, умоляю… Я была верна, клянусь.
— Всё хорошо, — снова вздохнул легко любимый, но Иона плакала всё больше, чувствуя свою вину.
Она взглянула в ответ и стала взволнованно выговаривать через слёзы:
— Что случилось с нами? Что я наделала?
— Ты ничего не сделала, всё хорошо, — нежно улыбнулся Пётр, но Иона мотала головой:
— Что-то не так, я же вижу… Я всё испортила… Ты разлюбил?… Я понимаю и то, что виновата сама во всём, и даже в том, что ты кинулся к той женщине, потом к Линн и её девочкам… Дай мне шанс всё исправить… Я хочу, чтобы всё было, как раньше.
— Иона…. милая…. ты думаешь, мы сможем жить, как раньше? — с удивлением улыбался он, но улыбался тепло, добродушно, только почему-то ей было страшно.
На его вопрос Иона промолчала, уткнувшись в плечи спящего сыночка, чтобы хоть как-то заставить себя успокоиться, чтобы остановить упрямые слёзы… Пётр не стал пока ничего больше говорить, приобняв сидевшего рядом печального в своих мыслях сына Ребеки и улыбнулся ему в поддержку…
Так ничего больше не сказав друг другу, Пётр и Иона скоро вошли в холл своего дома. Счастливые слуги, родители Ионы — все были рады их возвращению тем уже поздним вечером. Матушка тут же увела дочь и внука за собою, приказав слугам позаботиться об ужине и отдыхе сына Ребеки…
— Я немедленно пошлю за матерью, — обещающе кивнул ему с улыбкой Пётр, и мальчик спокойно отправился на отдых следом за провожающей горничной.
Пётр не медлил со сказанным, послав одного из слуг в особняк Линн с запиской. Только после этого он смог вновь глубоко вздохнуть. Видя его напряжение, тесть улыбнулся. Оставшись с ним наедине, он обнял за плечи и проводил в столовую, где им накрыли поесть и принесли водки…
— Что ж Вы мальчика не отвезли сразу к матери? — спросил тесть после того, как Пётр рассказал обо всём случившемся.
Он разлил им по новой рюмке водки, и зять сразу её осушил, закусив пирожком:
— Я не осмелился отвезти его в такое место, как у Линн. И потом…. не уверен, что Ребека находится в ясном уме.
— А Вы правы, сынок, — кивал тесть, соглашаясь, и уже туманный от опьянения взгляд остановил на дверях в столовую.
Там на пороге показалась Иона… Переодетая ко сну она смотрела с грустными глазами, словно страдала, как никогда. Видя дочь такой, тесть покачал головой и посмотрел на сидевшего рядом зятя. Тот, опустив взгляд и пока не зная о присутствии супруги, молчал…
Пётр снова немного поел и налил ему и себе водки:
— Осталось отыскать Гилберта… Он ответит ещё на все мои вопросы и за… Иону…
Слыша в его голосе появляющееся раздражение, тесть еле слышно сказал:
— Мы не одни.
Взглянув с удивлением, Пётр медленно оглянулся. Увидев стоящую на пороге любимую с заплетёнными в косу волосами, одетую в плотный пеньюар, он поднялся и подошёл:
— Вы не спите, сударыня?
— Я не смею… лечь в постель, — прозвучал её дрожащий голос.
— От чего же?! — удивился Пётр, не скрывая, что устал и пьян. — Это и Ваша постель. Я туда не вернусь, не бойтесь.
— Где же Вы будете спать? — прослезилась Иона, еле сдерживая опять подступающие слёзы.
— Я уже сплю, — усмехнулся он. —