Боулер Итона подал мяч, но неточно. Судья засчитал «далекий мяч», и Гарет добыл для команды очередное очко.
Кроули подал еще раз, и Гарет отбил с такой силой, что бита едва не треснула. Боу была как на иголках. Страсти накалялись. И Гарет, и Деверо давно скинули сюртуки и жилеты, оставшись в одних рубашках. Вот они вновь мчатся по полю, зарабатывая очки. Лорд Моубри, ликуя, несильно толкнул ее локтем в бок и достал фляжку.
– Вы, наверное, совсем замерзли, дорогая, – сказал он, зябко потирая ладони.
Боу поднесла флягу к губам, глотнула обжигающий бренди, и тепло приятно растеклось по телу.
– Право, не стоит за меня волноваться, милорд.
– У вас уши горят, а вы не из тех дамочек, что легко краснеют, – сказал он с лукавой улыбкой, точь-в-точь как у его сына.
Боу со смехом натянула шляпку с меховой оторочкой на уши.
– Вы правы, краснеть я так и не научилась.
Лорд Моубри рассеянно кивнул, устремив взгляд на поле.
– Это вам не к лицу, поверьте, – сказал он. – Берите пример с вашей матушки. Герцогиня могла бы проехать по главной улице столицы в чем мать родила, и никто не посмел бы взглянуть на нее косо.
Боу в изумлении уставилась на профиль Моубри. Странный совет, надо сказать. Чуть погодя он повернулся к ней лицом.
– Ни за что не позволяйте им вас запугать, – сказал он очень серьезно. – Об этом не принято говорить, но мы все знаем, как важно уметь держать удар.
Он по-отечески похлопал ее по плечу, и Боу с благодарностью пожала его руку. Она слишком хорошо понимала, что стоит лишь дать врагам почувствовать свою слабость, и тебя заклюют. И у тех, кого общество исключило из своих рядов, обратной дороги нет.
Впрочем, кого-то такое положение вещей вполне устраивает. Виола, к примеру, в высшее общество и не рвется, предпочитая вращаться в тех же кругах полусвета, где вращалась до брака с Лео. Но то, что устраивало Виолу, никак не устраивало Боу.
Там, на поле, Гарет в очередной раз отбил удар, отправив мяч в высокий полет, к победе.
Мерный стук лошадиных копыт напоминал тиканье часов, и каждый удар этого волшебного метронома уносил Боу все дальше от Лондона и той жизни, к которой она привыкла. Лишь сейчас она начинала понимать, чего лишилась, распрощавшись навсегда с родительским домом.
Новый дом – новый статус, новая жизнь.
Не добавлял ей оптимизма и тот очевидный факт, что Гарет не испытывал радости по поводу предстоящих перемен. Он был молчалив и мрачен, и победа в матче не подняла ему настроения. Сразу по возвращении в лондонский дом ее родителей Гарет объявил, что они немедленно отправляются в путь. Боу подозревала, что его встреча с леди Кук в парке, которой она стала невольной свидетельницей, сильно испортила ему настроение – настолько, что он до сих пор не мог оправиться. Возможно, леди Кук сказала ему что-то такое, что ранило его сильнее, чем пресловутый удар хлыстом по лицу, след от которого до сих пор не исчез.
За окном проплывали бесконечные зеленые холмы с мирно пасущимися овцами. Боу вздохнула и потянулась, разминая затекшую спину.
– Как живут фермеры? – спросила она, просто чтобы прервать молчание. – Чем они заполняют свободное время?
Гарет открыл глаза и усмехнулся. Добрый знак – знакомая усмешка нравилась ей больше, чем угрюмая мина.
– Насколько мне известно, они носят гамаши и целыми днями говорят только о быках и коровах. И, возможно, о свиньях, – поразмыслив, добавил Гарет.
– То есть ты тоже не знаешь, – с дружелюбной насмешкой сказала Боу, желая поддержать его шутливый тон. Впрочем, непринужденность ее была наигранной. Она не могла забыть выражение ужаса и горя на лице леди Кук.
– Понятия не имею, – признался Гарет. – И, по правде говоря, перспектива досконально разбираться в этом вопросе меня не слишком прельщает. Хотя, возможно, о свиньях придется навести справки. – Гарет нервно теребил шейный платок, сам того не замечая.
– Я уверена, что при усадьбе есть хозяйство. Ты сможешь разводить милых твоему сердцу свиней, а еще держать молочную корову и кур-несушек.
– Как остроумно, – брезгливо поморщившись, сказал Гарет.
– Даже французская королева имеет собственную маленькую ферму, на которой сама и работает.
– Ты видела эту ферму? – спросил Гарет и, пересев напротив, положил ее ступни к себе на колени и принялся расстегивать пряжки на ее туфлях.
– Нет. В последний раз я ездила во Францию, когда была совсем маленькой. Но с королевой я встречалась. Она даже потрепала меня по голове и назвала миленькой девочкой. Я это помню. А ты видел ее ферму?
– Я? Нет. – Он принялся массировать ее ступни. – Никогда не соблазнял женщин ради собственной выгоды, хотя принцесса Ламбаль была бы весьма лакомым кусочком. Впрочем, мне рассказывали о надушенных ягнятах и ручных петушках.
– Только не овцы, – задумчиво произнесла Боу, – надушенные они или нет.
– Не овцы? – переспросил Гарет.
– С меня овец хватит на всю оставшуюся жизнь. В Шотландии овец да баранов больше, чем людей, и все они один тупее другого.
– Ты о людях? – с ухмылкой уточнил Гарет.
– И о них тоже.
– Ты сегодня сурово настроена. То мои свиньи не нравятся, то королевские овцы.
– У тебя нет свиней.
– Пока нет. Пока.
– Поостерегись, а то я подложу тебе свинью в качестве свадебного подарка. – Боу нахмурилась и ткнула его носком ботинка. – И еще я заставлю тебя носить гамаши. И старые башмаки.
– Ведьма.
– Хлыщ.
Гарет смерил ее прищуренным взглядом и вдруг резко потянул на себя, так что она оказалась на нем верхом, лицом к лицу.
И в тот же миг там, внизу, она почувствовала влажное тепло. Гарет спешно расстегивал брюки, касаясь костяшками пальцев нежной кожи внутренней стороны бедер и скользких от ее соков складок.
Боу прикусила воротник его сюртука, чтобы не закричать, когда он вошел в нее. Он был в ней, он принадлежал ей, ей одной. И если он и думал о чем-то сейчас, то точно не о леди Кук.
Гарет надавил ей на плечи и вошел глубоко, до самого конца. Боу вскрикнула. Она едва не достигла оргазма в ту же секунду. Он никогда не был так стремителен и груб, но телу ее словно и не нужно было ничего иного.
Ее не оскорбила ни грубость его, ни напор. Она не чувствовала унижения, лишь потрясение и восторг обладания. Теперь она понимала, почему незамужним женщинам так настоятельно рекомендуют блюсти целомудрие: стоит отдаться мужчине один раз, и тебя будет постоянно тянуть на повторение.
