Ознакомительная версия.
Его жена умирает. Он может злиться на небеса, но не может ничего изменить.
Он вздрогнул от испуга, когда Кэтрин вдруг заговорила. Ее голос был таким тихим и слабым, что он должен был быстро вернуться к ее постели и наклонить голову к ее губам, чтобы расслышать слова.
— Ангел… — прошептала Кэтрин.
Он не мог понять, о ком она говорит.
— Я здесь, любимая. Что тебе надо?
Ее глаза — огромные и голубые, как два озера, — занимали почти все лицо. Она пристально посмотрела на него, наморщила лоб и повторила:
— Ангел.
— Любимая, все в порядке. Ты не одна, я здесь.
— Она была здесь… — Ее слова снова звучали так тихо, что он едва расслышал их.
— Кэтрин, это я, Рован, твой муж, который любит тебя.
Она как будто не слышала его или слышала, но его слова ничего для нее не значили.
— Мне нужна она, — произнесла Кэтрин, и ее лицо сморщилось, выражая беспокойство.
— Кэтрин, пожалуйста, пойми: это я, Рован, — тихо сказал он почти с отчаянием.
Больная как будто не слышала его.
— Она поет песню — ласковую, красивую песню, которая прогоняет демонов, — прошептала Кэтрин.
Услышав это, он какое-то время сидел неподвижно, почти не дыша, а его сердце разрывалось на части. Она хотела видеть Гвинет.
— Я приведу тебе твоего ангела.
Через три недели после этой ночи леди Кэтрин сделала последний вздох в объятиях мужа — он отвез ее на коне за ворота замка и, нежно прижимая к своей груди, помог ей в последний раз взглянуть на горный край.
Рован выехал из замка на своем большом жеребце, усадив Кэтрин перед собой, и с вершины холма она взглянула на открывавшийся оттуда прекрасный вид. Ее разум был ясным. Она прошептала Ровану, что ей нравится эта долина, потом посмотрела на мужа, коснулась его лица и навсегда закрыла глаза. Она была спокойна.
Гвинет в это время была рядом, всего в нескольких футах от них: Кэтрин решила, что нашла в ней сразу ангела и верную подругу.
Гвинет ничего не оставалось, как только сидеть рядом с Кэтрин, выполняя волю больной. Она была не против: было что-то приятное в том, что она так нужна и может оказать маленькую услугу страдающему человеку. Но как мучительно, когда к тебе испытывает такую доверчивую дружбу человек, которого ты должна так скоро потерять.
Гвинет было приятно, что Кэтрин в последние минуты жизни узнала Рована и попросила отвезти ее за пределы замка. Энни сказала своей госпоже, что видела такое прояснение разума раньше и что, к сожалению, оно часто наступает перед самой смертью. Это последнее временное облегчение перед тем, как больная отправится на небеса, потому что такая добрая леди, как Кэтрин, может попасть только на небо.
Последние недели перед смертью жены Рован провел в суровом молчании, словно окутанный холодным туманом. Если бы он не держался так холодно и отчужденно, если бы не смотрел как будто сквозь Гвинет, словно ее вообще здесь нет, она испытывала бы к нему только глубокое сочувствие — хотя, конечно, знала, что сочувствие ему не нужно ни от кого, и в особенности от нее. Она понимала: Рован не хочет, чтобы она вообще находилась здесь, и терпит ее лишь потому, что ее присутствие необходимо для Кэтрин.
Никто из сопровождавших супругов Грэм на эту прощальную прогулку не сошел с коней. Гвинет сидела на своей кобыле, а рядом были Тристан, преподобный Реджинальд Кеох, сиделка Агата и еще несколько человек из тех, кто служил в замке. Все они стояли молча позади владельца замка Грей и его супруги, словно почетная стража.
Рован долго молчал, потом повернулся к остальным и сказал просто:
— Все кончено.
Он нежно прижимал тело жены к груди и с отстраненным видом смотрел перед собой. Больше ему ничего не надо было говорить, и он просто повернул коня и начал спускаться с холма.
Когда они вернулись в замок, Рован отнес Кэтрин на ее постель, все остались ждать его приказаний. Даже преподобный Кеох не был приглашен присутствовать при том, как лорд Грэм будет в одиночестве молиться о своей скончавшейся жене. Священник, как и все остальные, ждал своей очереди, чтобы отслужить панихиду. Гвинет могла лишь догадываться, какие демоны зло смеялись над Рованом, когда он сидел с Кэтрин. Хотя он очень часто приводил ее в ярость, Гвинет не думала, что он причинил Кэтрин какой-либо вред. Он заботился о жене, как только мог.
Когда наступил вечер, Гвинет почувствовала, что больше не может вынести давящую тишину, которая наполняла замок. Она спустилась в конюшню и нашла там свою кобылу. У конюха, как и у всех слуг, был траурный вид, но он быстро помог гостье и посоветовал ей, по какой тропе лучше поехать на прогулку.
— Миледи, эти места — трудные для проезда. Ездить здесь верхом не всегда безопасно для того, кто не знает наши леса, — предупредил он.
— Я далеко не поеду, — успокоила его Гвинет.
Она действительно не собиралась отъезжать далеко от замка, но вскоре оказалась в поразительно красивой местности, где утесы поднимались так высоко, что почти касались неба, а долины были глубокими и необыкновенно живописными. Она проехала мимо арендованных ферм, где крестьяне работали на полях, миновала пастбища с многочисленными овцами, которые казались глубокими впадинами, полными белых облаков. Добравшись до утеса, где проходила хорошо утоптанная тропа, Гвинет поехала по ней, понимая, что поднимается все выше по склону, но не вполне осознавая, что солнце уже заходит и на горы скоро опустятся сумерки. С высоты холма она хорошо видела побережье и ослепительный блеск лучей заходящего солнца на воде. В этот день — день смерти Кэтрин — погода была прекрасная, не было ни тумана, ни привычной в этих местах мороси.
Посмотрев вдаль, она увидела паромы, возвращавшиеся к берегу, и тут только поняла, что почти не знает свой родной остров. Прикрыв глаза ладонью от гаснущего солнца, Гвинет подумала, что вот это пятно вдалеке справа, должно быть, и есть остров Айлингтон. Красные лучи заката коснулись скалы и возвышавшегося там замка. Это было ее родовое гнездо.
Айлингтон, родной дом. Гвинет поняла, что до ужаса боится его. Она уехала оттуда, когда ей едва исполнилось четырнадцать лет. Потом она несколько лет училась в школе в Эдинбурге под покровительством Марии де Гиз, а после этого ее послали во Францию: было принято решение, что королеве Марии нужна новая фрейлина, больше знающая о переменах, происходящих в Шотландии.
Гвинет тогда была рада уехать. Она росла под присмотром добрых нянюшек, но они находились под суровым контролем Энгуса Маклауда, и хотя он не был злым, только мрачным, но всегда завистливо ворчал по поводу решения присвоить ей титул отца, хотя обычно закон присуждал и земли, и титул ближайшему наследнику-мужчине. Из-за того, что отец Гвинет погиб, сражаясь за Якова V, королева-мать, которая была регентшей после смерти мужа, своим указом передала титул Гвинет, и та стала леди так же, как дочь королевы-матери — королевой, в очень раннем детстве.
Ознакомительная версия.
