— Ладно, — наконец сказал маркиз Бринэйр равнодушным тоном. — Но пусть ее как следует охраняют.
Стараясь не показать, как глубоко его потрясла неожиданно легкая победа, Патрик продолжал:
— Она будет есть вместе с нами, и все будут обращаться с ней вежливо и сердечно. Все, — подчеркнул он.
— Ты собираешься диктовать мне, как себя вести? Отец в бешенстве подскочил в своем кресле, его лицо покраснело от гнева.
— Да, — спокойно ответил Патрик. — Я привез ее сюда, чтобы прекратить бессмысленную вражду и остановить братоубийство, а не для того, чтобы подлить масла в огонь. Ты понимаешь, что Ганны подадут прошение королю и потребуют, чтобы нас объявили вне закона. Я смогу оправдать похищение высокородной леди, только если заявлю, что она моя невеста. Нам не простят захват такой заложницы. Дни, когда такое могло сойти с рук, давно миновали.
Отец нахмурился еще сильнее.
— Они украли наш скот.
— Они считают, что мы украли их скот, сожгли их фермы, убили и ранили людей.
— Ты прекрасно знаешь, что это ложь, они все это выдумали, чтобы объявить нас виновной стороной.
— Нет, отец, ты ошибаешься.
— Черт побери! На чьей ты стороне, Патрик?
— На стороне разума, — ответил Патрик. — В этой истории замешан кто-то еще. Я готов биться об заклад на все, что имею. На Ганнов было совершено жестокое нападение. Я сам видел их раненых.
— А как ты проник в крепость, Патрик?
Отец с любопытством посмотрел на сына, склонив голову набок, как петух, рассматривающий найденное зерно. Жестокие огоньки загорелись в глазах маркиза.
— Ты сможешь провести туда других?
Патрик нахмурился. Отец, как всегда, слышал только то, что хотел услышать.
— Уверен, сейчас Гэвин уже обнаружил мой путь и приказал его заделать, — ответил он сухо.
Отец был разочарован, но в следующее мгновение на его лице отразилась злобная радость.
— Представляю себе их лица, когда они узнали, что ты побывал ночью в их «неприступной» крепости.
— Я не получил удовольствия от того, что перехитрил их, — сказал Патрик искренне. — Дональд Ганн был очень добр ко мне, когда я был ребенком.
— Он подсунул мне в жены эту негодяйку, — заорал отец. — А потом опозорил меня на всю Шотландию.
Патрик переждал, пока вспышка гнева погаснет, залитая вином, и спокойно спросил:
— А что на самом деле произошло, отец? Я не могу поверить, что Маргарет изменила тебе.
Маркиз отвел глаза в сторону.
— У меня были неопровержимые доказательства.
— Но этих доказательств оказалось недостаточно для парламента?
— Оба свидетеля исчезли, но перед тем я сам с ними разговаривал. Я знал, что Маргарет ездила верхом, одна, каждый день. Эти двое сказали, что она встречалась с мужчиной в заброшенной хижине, в северном лесу.
— Они описали тебе этого мужчину?
— Да, но это описание подошло бы многим.
— Это не мог быть Эдвард Синклер?
Отец посмотрел на него с интересом.
— Нет, это был не он. У Синклера светлые волосы, как у немногих в наших краях, а у того, другого, волосы были темными.
— А почему ты поверил этим людям? Что сказала Маргарет? Она подтвердила их слова?
— Нет, — проворчал маркиз. — Но она ничего не отрицала.
Патрик развел руками. Доказательств оказалось еще меньше, чем он ожидал.
— И после этого Маргарет исчезла… А она не оставила никакой записки? — спросил он. Отец отрицательно покачал головой.
— Очень странно, что она не вернулась в Эберни, не правда ли? Они с братом были очень близки.
— Она утопилась, — сказал маркиз. — Тут нет никакой загадки. Она была опозорена, независимо от того, что решил парламент. Ей не было места ни в одном честном шотландском доме.
«Но Маргарет не могла совершить самоубийство», — подумал Патрик. Ни один убежденный католик не совершил бы смертный грех даже для того, чтобы избежать бесчестья.
— А два твоих свидетеля, — продолжал расспрашивать отца Патрик, — это были наши люди?
— Наемники, — неохотно признался отец. — Синклер угрожал нам, и я нанял их.
— Синклер всю жизнь пытается поссорить нас с Ганнами, — сказал Патрик. — Что, если это его рук дело? Ты можешь придумать лучший повод для ссоры между вами, чем сделать так, чтобы ты поверил, будто твоя жена — сестра Дональда Ганна — изменила тебе?
— Но она не отрицала этого, — упрямо стоял на своем отец.
Скорее всего маркиз не дал Маргарет возможности объясниться.
Патрик тяжело вздохнул. Он не смог бы убедить отца, но слова двух незнакомых наемников, которые, обвинив Маргарет, сразу же исчезли, не вызывали доверия у Патрика. Напротив, все это казалось ему очень подозрительным.
Хотя он сам служил наемником по воле своего отца, толкнувшего его на этот путь во имя интересов клана, Патрику редко случалось встречать достойных уважения людей в этой среде. Руфус, Хирам, еще несколько мужественных, честных воинов были скорее исключениями, подтверждающими правило. Остальные могли продать друга за пенни.
Если Маргарет невиновна, то может быть только одно вероятное объяснение ее исчезновения: она убита. По спине Патрика пробежал холодок. Раскрыть тайну убийства, которое было коварно задумано и выполнено два года назад, — весьма нелегкая задача для воина, привыкшего составлять планы сражений, а не разгадывать тайны заблудших душ. Но если он не узнает правду, никто ее не узнает. И его мечты о жизни с Марсали развеются как дым.
Марсали. Он должен поспешить к ней. Девушка все еще спала, когда Патрик внес ее в комнату для гостей и положил на кровать, но скоро она проснется. Патрик хотел быть рядом с ней в этот момент.
— Мне нужно, чтобы ты дал мне слово, отец, — сказал Патрик, нарушая напряженное молчание. — Ты должен дать мне слово, что будешь вежлив с Марсали. Иначе я покину Бринэйр вместе с ней. И никто не сможет остановить меня.
Патрик видел, как злобу на лице отца сменило выражение притворного непонимания.
— Я всегда вежлив с гостями моего замка, — неискренне ответил сыну маркиз Бринэйр.
Патрик понимал, что этот ответ не означает согласия. Это просто способ прекратить спор и выиграть время. Старый маркиз не сдал позиции: он обдумывал свою стратегию. Отец боялся рисковать: он сомневался в лояльности своих людей. Пойдут ли они за старым немощным лэрдом убивать своих родственников и друзей? А может быть, молодой сильный воин уже пользуется большим авторитетом в клане?
Патрик также не был уверен, что уже наступил момент, когда он может открыто выступить против воли отца, так чтобы клан принял его сторону. Доверие клана нужно еще завоевать, люди служили его отцу верой и правдой тридцать лет, и нельзя за несколько дней заставить их перестроиться.
