Офицер посмотрел через плечо на капрала:
— Обыщите дом! Возможно, эта аристократка переоделась в платье служанки. Соберите всю прислугу!
Мишель гневно стукнул палкой о пол:
— Этой женщины здесь нет. К тому же ваша юрисдикция на нее не распространяется. Леди Истертон жена английского подданного, после брака сменила подданство и не является гражданкой Франции!
Офицер презрительно фыркнул:
— Почему же она заблаговременно не унесла свои ноги вместе с английским посольством и всеми англичанами? Раз уж она решила остаться во Франции, значит, республика будет считать ее маркизой де Шуард!
— А я вам говорю, что у вас нет такого права! — Вопиющее беззаконие привело Мишеля в ярость. То, что случилось с ним, волновало его меньше всего. Он уже был стар и пожил достаточно на этом свете. Но вся жизнь его внучки была еще впереди. — Я требую, чтобы нам сначала предоставили возможность обсудить это дело с адвокатами, а ваш ордер на ее арест должен быть аннулирован!
На лице офицера появилась наглая усмешка, которая затем сменилась свирепой гримасой:
— Заткнись, старик! Ты и подобные тебе давным-давно утратили какие-либо права, потому что служили не народу, а монархии. — Затем он яростно взмахнул рукой, по-своему интерпретировав причины, из-за которых молодая женщина в зеленом шелковом платье сменила место службы:
— А теперь марш отсюда в фургон, гражданин Бален, ваша любовница и ее щенок!
Он разрешил им надеть плащи и взять молоко и пеленки для шестимесячного младенца, прежде чем арестованных отвели во двор, где им предстояло вскарабкаться в крытые повозки. Мишеля пришлось поднимать на руках, что было для него очень болезненной процедурой. Кто-то вовремя вспомнил про его палки, и их положили на дно повозки рядом с художником. В фургоны запихнули всех его слуг, за исключением троих, которые показали офицеру, что под куртками у них были приколоты революционные кокарды. Кое-кто, правда, заартачился, но их живо успокоили прикладами. Офицеру так и не удалось найти никаких следов маркизы, но это его не особенно огорчило. Скорее всего, эта аристократка будет пытаться пересечь границу, но там стоят остроглазые ребята мимо которых и мышь не прошмыгнет. Что касается слуг, то их ждал тот же трибунал, что и бывшего королевского живописца. Прослужив у этого прихвостня аристократов, они не могли не заразиться роялистским душком. Этого уже за глаза хватало, чтобы послать их на гильотину.
Роза шла пешком по дороге. После того, как садовник остановил ее карету почти перед самым Шато Сатори и шепотом предупредил о засаде, она приказала кучеру повернуть и ехать назад к церкви. Там она отпустила его и пешком дошла до города, где наняла экипаж, чтобы добраться до дедушкиного особняка. Роза решила сойти у постоялого двора, который располагался поблизости: так было легче запутать следы. Но как только она вышла из-за поворота, то увидела фургоны, отъезжавшие от дома в сопровождении конвоя из национальных гвардейцев.
Она успела добежать до крайнего дома, жители которого собирались уже заходить внутрь, поглазев на происшествие.
— Подождите минутку, пожалуйста! Что случилось в том доме?
Крестьяне увидели перед собой женщину в простом черном платье, в насквозь промокшей шляпке с обвисшими полями, откуда стекали струйки дождя. Ничто в ее внешности не указывало на то, что она может иметь хоть какое-то отношение к дому, о котором шла речь, и поэтому они с готовностью рассказали ей обо всем:
— Арестовали бывшего королевского живописца, который живет, вернее, жил там. Вместе с ним забрали и его слуг. Одному дворецкому проломили череп прикладом и оставили валяться под дождем у крыльца.
— Был ли еще кто-нибудь вместе с художником? — Роза приложила невероятные усилия, чтобы произнести этот вопрос спокойным, ровным голосом, а не прокричать его так, чтобы разверзлись небеса.
— Там была еще какая-то молодая женщина с младенцем на руках. — Отвечавшая ей дебелая, краснолицая женщина удивилась, когда Роза вдруг обмякла и с пепельно-серым лицом привалилась к стене, словно ее враз оставили все силы. К счастью, крестьянка сообразила, в чем дело: — Наверное, вы и сами ждете ребенка, гражданка? Не расстраивайтесь понапрасну! Малышам не отрубают головы на гильотине. Им просто вышибают мозги ударом головы о столб. Но уж с вашим младенцем этого не случится!
Роза потеряла сознание и соскользнула по стене на землю. Ее затащили в хижину, пошлепали по щекам, чтобы привести в чувство, и дали хлебнуть дешевого красного вина. Пока хозяйка хижины хлопотала около Розы, ее муж не терял времени даром и проверил содержимое кошелька путницы. Лицо достопочтенного крестьянина вытянулось в унылой гримасе, когда он увидел лишь несколько мелких монет и документы, в которых говорилось, что их владелица является женой плотника. У нее нечего было взять: похоже, она была еще беднее их, несмотря на хорошее сукно, из которого было сшито ее платье, и корыстолюбивый крестьянин закрыл кошелек и положил на место вместе со всем, что там было. Когда Роза пришла в себя, ее усадили на лавку и спросили, далеко ли ей до дома.
— Я иду в Париж, — ответила она и осторожно спросила: — Вы случайно не знаете, может быть, туда собирается поехать кто-нибудь из вашей деревни? Я могла бы заплатить. У меня есть немного денег.
Все присутствовавшие почесали головы и переговорили между собой несколько минут. Затем одна женщина упомянула о соседе, у которого был ослик и маленькая тележка. Еще одна доброхотка вызвалась сбегать за ним, и сосед сразу приехал. Роза села рядом с этим отзывчивым человеком, и он довез ее до самых ворот Парижа. Еще раньше, в самом начале своих поисков, Роза стала перед отъездом надевать под платье, специальный пояс, в котором по отдельным кармашкам были аккуратно разложены золотые монеты. Вот и сегодня утром она надела этот пояс скорее неосознанно, по привычке, поскольку в день похорон ехать в Париж не намеревалась. Поддельный паспорт она никогда не вынимала из кошелька, чтобы случайно не забыть. Теперь эти привычки оказались очень кстати. У нее было достаточно золота, чтобы купить самого честного и стойкого часового, и она собиралась предложить такому-солдату все деньги, лишь бы ее дедушка, сын и горничная оказались на свободе. А если при этом удастся найти и Ричарда, ее радость будет безмерна.
Всего лишь в нескольких милях от того места, где сошла с тележки Роза, в камере у стены, зажав голову обеими руками, сидел Ричард. В течение последних недель его разум постепенно прояснился и память возвратилась. Теперь, осознав, сколько времени было упущено, он пришел в смятение и терзал себя упреками за то, что не смог добраться до Шато Сатори и увезти Розу и сына.
