Однако иногда его охватывает неизмеримая гордость. Он чувствует, что в его жилах течет божественная кровь; он сознает, что земля недостойна быть попранной его ногами, что люди не имеют права смотреть на его лицо; и он старается еще более спустить завесу, отделяющую его от мира. Затем, минуту спустя, он представляет себе, что истинное счастье состоит в том, чтобы свободно бегать по горам, трудиться на открытом воздухе, быть последним из людей. Тогда он впадает в смутное отчаяние, стонет, жалуется. Но его уверяют, что его печаль — ничто иное, как тоска по небу, его истинному отечеству.
В настоящую минуту микадо готовится принять посланных от Фидэ-Йори. Они явились засвидетельствовать от имени последнего благодарность верховному государю за дарование ему титула сегуна. Перед троном опустили штору, затем ввели принцев, которые распростерлись по полу, протянув вперед руки.
Через долгий промежуток времени штору подняли. В зале господствовала глубокая тишина, принцы лежали неподвижно на земле. Микадо рассматривал их с высоты своего трона; он размышлял про себя о том, как легки складки его одежды, о кончике пояса, который завернулся, так что видна подкладка. Он находил, что герб Сатсумы, крест в кругу, похож на окошечко, загороженное двумя бамбуковыми рейками.
Затем он подумал про себя: «А что сказали бы они, если бы я стал вдруг испускать крики ярости? Мне хотелось видеть, как они встанут с выражением удивления на лицах».
Несколько минут спустя штору опять спустили, и принцы стали уходить, пятясь задом. Не было произнесено ни слова.
После аудиенции микадо сошел с эстрады и с него сняли парадные одежды, которые слишком стесняли его. Переодевшись в более простое платье, микадо направился в залу, где он обыкновенно обедает. Го-Митсу-Но считал обеденный час самым приятным временем дня; он старался продолжить его, насколько возможно. Он любил хорошо покушать, у него есть любимые блюда. По поводу этих любимых кушаний сначала возникли странные затруднения. Естественно, что сын богов не может останавливать свою высокую мысль на мелочах кухни и указывать, какие блюда он желал бы кушать; но он не может также подчиняться фантазии своих поваров или министров. После долгого размышления микадо нашел способ примирить и то, и другое. Он приказал, чтобы ему готовили каждый день тридцать три обеда из различных блюд и подавали их в тридцати трех залах. Ему оставалось только обойти все эти залы и выбрать себе обед по вкусу.
Случалось иногда, что, съев один обед, он переходил в другую залу и съедал второй. Когда он переступал порог первой из трех зал, его встречали двенадцать знатнейших женщин замечательной красоты. Они одни имеют право ухаживать за ним. В присутствии государя их волосы должны быть распущены и рассыпаться по складкам их длинных платьев.
Но вот микадо сел на ковер перед обедом, который ему пришелся по вкусу, и начал есть. Вдруг без доклада вошла Кизаки: и она должна была распускать свои волосы перед верховным владыкой. Поэтому ее прекрасные черные колоссы волнами падали до пола. Микадо с удивлением посмотрел на нее и поспешил проглотить кусок, который держал во рту.
— Возлюбленная моя подруга! — сказал он. — Я не ожидал увидеть тебя.
— Божественный господин мой! — сказала она. — Я пришла к тебе, чтобы возвестить, что скоро я лишусь одной из моих женщин: красавица Фаткура выходит замуж.
— Отлично! Отлично! — сказал Микадо. — А за кого?
— За принца Нагато.
— Ага! Я согласен на брак.
— А какую ты мне назначишь принцессу взамен покидающей меня?
— Ту, на которую ты мне укажешь.
— Благодарю, государь, — сказала Кизаки. — Я удаляюсь из твоего божественного присутствия и прошу простить мне, что прервала твой обед.
— О, это ничего! — сказал Го-Митсу-Но, и как только ушла его супруга, он поспешил вознаградить потерянное время.
Несколько дней спустя после приема посланников, в десятом часу утра — змеиный час — молодой всадник скакал во весь опор по дороге, которая вела из Осаки в Киото.
В это время дня дорога запружена вьючными животными, разносчиками, мужчинами и женщинами из простонародья, которые снуют взад и вперед на всем ее протяжении. Крестьяне везли в соседние города произведения своих полей; они направлялись в Фузини, Йодо, Фиракку. Из Осаки в Киото везли всевозможные товары: рис, соленую рыбу, металлы, драгоценное дерево. А Киото отправляло в город сегуна чай, шелк, бронзовые вазы и полированные вещи.
Но молодому всаднику нет дела до тесноты; он отпустил поводья своего коня и понукает криком. Впрочем, путь перед ним всегда свободен; все торопливо сторонятся, заслышав топот этой бешеной скачки, и прохожие жмутся к домам, построенным из бука по обе стороны дороги. Всадник мчится так быстро, что, несмотря на все усилия, любопытные не могут разглядеть его лица.
— Это воин, — сказал кто-то, — я видел его блестящее оружие.
— Это нетрудно было видеть, — возразил другой, — при каждом его движении сверкает молния.
— Это воин высокого звания; я видел золотые ремни на его командирском хлысте.
— Пожалуй, генерал?
— Попроси пролетевшую ласточку посмотреть, блестят ли медные рога на его каске. Она одна может догнать этого всадника.
Доехав до Киото, молодой воин не замедлил своей скачки. Он промчался по городу быстрым галопом и вошел во дворец. Он спросил посланников сегуна.
— Они в летней резиденции, — отвечали ему, — или, лучше сказать, их там нет. Они сопровождают нашу божественную Кизаки на охоте и уехали с восходом солнца.
— В какой стороне назначена охота?
— На берегах озера Бива[16], у подошвы гор, — отвечал слуга. — Но, господин, разве ты хочешь догнать знатных охотников?
— Прикажи подать мне лошадь, — сказал холодно молодой человек, не отвечая на вопрос.
В то же время он сошел с коня, и слуга увел измученное животное. Скоро два конюха привели ему другую лошадь, уже взнузданную и горячую. Воин вскочил в седло и ускакал.
Озеро Бива находится за цепью холмов, окружающих Киото. Чтобы попасть туда, надо было проехать несколько долин и поворотов. Молодой человек не мог все время скакать галопом, так как ему приходилось подниматься и опускаться по склонам гор. Иногда вместо того, чтобы ехать по извилистой дороге, он скакал прямо по густой траве долины, чтобы сократить путь. Через час он прискакал к берегу озера, но не знал, в какую сторону направиться.
Голубое, как сапфир, озеро простиралось на необъятное пространство. Направо и налево маленькие рощицы, коричневые скалы, большие поляны мха и папоротника перемежались между собой без конца. Не было видно никакого следа охоты, ни одного признака, который указывал бы, в каком направлении ее следует искать. Молодой воин, по-видимому, не смутился этим обстоятельством. Он въехал на возвышенность и осмотрелся кругом. Тогда он увидел, среди бамбуковой рощи, крышу маленького храма, до половины скрытого листвой.
