Хелен внимательно слушала Гвинейру, но вряд ли могла ей посочувствовать. Девушка с болью поняла, что ее новая подруга знает о своей будущей жизни куда больше, чем она сама. Говард ничего не рассказал ей ни о размерах его фермы, ни о количестве животных, ни о своем круге общения. О финансовом положении будущего супруга Хелен знала только то, что хоть за ним и не числится долгов, позволить себе такие большие расходы, как покупка билета на корабль до Новой Зеландии – даже самого дешевого, – он мог с трудом. И все же он писал чудесные письма! Снова залившись краской, Хелен вытащила из кармана несколько потрепанных от постоянного перечитывания листов и протянула их Гвинейре. Обе девушки уже устали от ходьбы и присели на край спасательной шлюпки. Гвинейра внимательно пробежалась глазами по строкам.
– Н-да, писать он умеет… – сдержанно промолвила она и снова сложила листы вдвое.
– Вы находите это подозрительным? – испуганно спросила Хелен. – Вам не нравятся его письма?
Гвинейра пожала плечами.
– Они и не должны нравиться мне. Честно говоря, они кажутся немного напыщенными. Но…
– Что?.. – не вытерпела Хелен.
– Мне просто кажется… в общем, я бы никогда не подумала, что фермер может писать такие красивые письма, – сказала Гвинейра и отвернулась.
Ей эти письма показались более чем странными. Разумеется, Говард О’Киф мог быть образованным мужчиной. В конце концов, отец Гвинейры был и фермером, и джентльменом; в Уэльсе это не казалось чем-то особенно необычным. Но при всей своей образованности лорд Силкхэм никогда не употреблял таких вычурных и поэтических выражений, как этот Говард. Кроме того, при обсуждении предстоящей свадьбы среди благородных людей принято, что называется, выкладывать карты на стол. Будущие супруги должны знать, что их ждет, а в письмах Говарда Гвинейра не нашла никаких сведений о его благосостоянии. Ей также показалось странным, что он ничего не спрашивал о приданом Хелен, и в то же время нигде прямо не говорилось, что фермер от него отказывается.
Разумеется, он не рассчитывал, что Хелен сядет на ближайший корабль до Новой Зеландии, чтобы побыстрее оказаться в его объятиях. Возможно, вся эта угодливость нужна была лишь для того, чтобы произвести на Хелен хорошее впечатление. И все же она казалась Гвинейре подозрительной.
– Он просто очень чувствительный, – попыталась оправдать будущего супруга Хелен. – Он пишет именно так, как мне нравится, – добавила она со счастливой улыбкой и погрузилась в собственные мысли.
В ответ Гвинейра улыбнулась девушке.
– Ну и хорошо, – сказала она, но про себя решила, что при первой удобной возможности спросит будущего тестя о Говарде О’Кифе. В конце концов, он тоже разводил овец. Вполне возможно, что мужчины знали друг друга.
Но эта возможность представилась Гвинейре не так скоро, потому что совместные завтраки, обеды и ужины, за которыми обычно принято задавать подобного рода вопросы, первое время отменялись из-за волнения на море. Хорошая погода, стоявшая в первый день путешествия, оказалась обманчивой. Как только они вошли в воды Атлантического океана, ветер резко переменился и «Дублин» стал пробираться вперед сквозь бури и дождь. У многих пассажиров начались приступы морской болезни, и поэтому они отказывались от еды или, по крайней мере, предпочитали есть в своих каютах.
Джеральд Уорден и Гвинейра чувствовали себя вполне нормально, но, поскольку официальные обеды не проводились, они зачастую ели в разное время. Гвинейра делала это намеренно; ее будущий тесть наверняка не одобрил бы то, что девушка заказывает горы еды, чтобы затем отнести ее воспитанницам Хелен. Гвин же, напротив, больше всего хотелось накормить маленьких пассажиров со средней палубы. Во всяком случае детям был необходим каждый кусочек, который они получали, – хотя бы для того, чтобы не замерзнуть совсем. Конечно же, лето было в разгаре и воздух, несмотря на дождь, был довольно теплым, но, когда море становилось бурным, вода проникала в каюты средней палубы и все в них пропитывалось влагой, так что не оставалось ни одного сухого места. Хелен и девочки мерзли в своих тонких отсыревших платьях, но все равно каждый день в установленное время гувернантка занималась со своими воспитанницами. Для других детей путешествие проходило без каких-либо уроков. Судовой врач, в обязанности которого входило обучение детей, пока они не могли посещать школу, сам страдал от морской болезни и щедро лечил себя джином из дорожной аптечки.
Да и в остальном обстановка на средней палубе была малоутешительной. В той части, где располагались каюты для семей и мужчин, в бурную погоду постоянно заливало туалеты. В придачу ко всему большинство пассажиров мылись очень редко или не мылись вовсе. При такой погоде Хелен самой не очень хотелось этого делать, но она настаивала, чтобы девочки каждый день использовали часть воды для поддержания гигиены тела.
– Я бы с радостью постирала нашу одежду, но она просто не высохнет, это безнадежно, – пожаловалась она Гвинейре, на что та пообещала подыскать в своем гардеробе сменное платье хотя бы для Хелен. Ее собственная каюта отапливалась и была прекрасно изолирована. В нее даже в самую сильную бурю не проникала влага, которая могла бы испортить мягкие ковры и элегантную мягкую мебель. Гвинейра испытывала угрызения совести, но не могла предложить Хелен с детьми переселиться к ней. Джеральд ни за что бы не разрешил ей этого. Поразмыслив, девушка решила хотя бы пару раз привести к себе Дороти и Дафну – под предлогом, что она хочет отдать им кое-что из своей одежды.
– Почему бы тебе не проводить занятия внизу, в отсеке для животных? – поинтересовалась Гвинейра, когда в очередной раз увидела дрожащую от холода Хелен на главной палубе, где девочки по очереди зачитывали ей отрывки из «Приключений Оливера Твиста». Здесь было холодно, но, по крайней мере, сухо, а свежим воздухом дышалось куда приятнее, чем затхлой сыростью крохотной каюты.
– Там каждый день убирают, – продолжила Гвинейра. – Матросы, конечно, не рады этому заданию и проклинают мистера Уордена, но он постоянно проверяет, чтобы за овцами и лошадьми хорошо ухаживали. А ответственный за провиант очень тщательно следит за содержанием убойных животных. В конце концов, он меньше всего хочет, чтобы они начали чахнуть или умирать, иначе ему придется выбрасывать мясо за борт.
Как выяснилось, свиньи и птица были живым провиантом для пассажиров первого класса, а коров действительно каждый день доили. Однако пассажирам со средней палубы, таким как Хелен и девочки, ничего из этих свежих продуктов не доставалось – пока однажды Дафна не увидела, как один из мальчишек ночью тайком доил корову. Без зазрения совести она донесла на воришку, но не раньше, чем успела понаблюдать за ним и запомнить движения его рук. С тех пор девочки каждый день лакомились свежим молоком. А Хелен предпочитала делать вид, что ничего не замечает.
