— Передайте ему, пожалуйста, что приехала его жена, миссис Хоупли, — копируя всех известных ей благородных дам, произнесла Кейт. Хозяин отправил наверх служанку, и через несколько мгновений на лестнице, ведущей к комнатам, показался встревоженный Джонас.
— Мистер Хоупли, вы знаете эту женщину? — подозрительно осведомился хозяин. Ну если мужчина сейчас скажет, что это его сестра, то он выкинет обоих из своего приличного заведения.
— Да, это моя жена, — мимоходом ответил Джонас. — Кейт, что случилось? Что-то с Клер?
— Нет, с Клер все в порядке. Просто… я получила одно письмо…
— Ты приехала одна?
— Да.
Джонас мгновение поколебался, потом обратился к хозяину:
— У вас есть еще комната? Для моей жены.
Ну уж если к мужчине приходит женщина, называется его женой и при этом ей нужна отдельная комната, значит, она точно замужем за этим человеком, решил хозяин гостиницы.
Джонас заплатил за вторую комнату и помог Кейт донести ее багаж.
— Итак, что за письмо? Или, может быть, ты хочешь сначала отдохнуть с дороги? Выпить чаю?
— Нет, — Кейт неловко присела на край кровати и достала лист бумаги. Она говорила, не глядя на Джонаса. — Это письмо от моей бабушки. У нее когда-то были планы на замужество моей матери, но мама разрушила их, когда вышла замуж за моего отца, ничем не примечательного деревенского священника. Я никогда не встречала свою бабушку, и даже не знала, кто она. Но недавно меня нашел ее поверенный. Она умерла, и оставила мне кое-что. В этом письме она просит прощения за то, что отреклась от моей матери. Джонас, пятнадцать тысяч фунтов, — тут Кейт посмотрела на него. — Это большая сумма. Тебе нет нужды уезжать, чтобы заработать.
Но Джонас почему-то совсем не выглядел обрадованным, хотя сказал:
— Я рад за тебя. Может, теперь ты избавишься от всех этих платьев? — он с отвращением поглядел на ее наряд.
Кейт прикусила губу. Вообще-то она намеревалась появиться перед мужем в одном из тех платьев, что подарил ей он, но, во-первых, ей было жалко трепать их в дорожной карете. Во-вторых, они совсем не подходили для поездок. А в третьих, к приличному платью полагалось иметь и приличную сопровождающую.
Джонас расценил ее молчание по-своему.
— Знаешь, Кейт, даже черное платье можно сшить так, чтобы оно не было уродливым. Даже на черные шляпки пришивают цветы, и вуальки, и ленты. У тебя теперь есть деньги, так, ради всего святого, избавься от этого убожества!
Кейт нервно сглотнула.
— Это все, что ты хотела мне сказать?
— Д-да… Когда ты уезжаешь?
— Не знаю. Не сегодня. А ты?
— З-завтра, наверное.
— Прекрасно. Я провожу тебя, — Джонас вышел.
«Прекрасно»? Честно говоря, Кейт надеялась, что он набросится на нее, как той ночью. Тогда, в порыве страсти, ей было бы легче попросить его не уезжать. Но… неужели он получил от нее все, что хотел?
Ближе к ночи Кейт вызвала служанку, чтобы та помогла ей надеть платье.
— Ты умеешь делать прически? — спросила Кейт.
— Нет, мэм, — ответила девушка. Кейт вздохнула и приняла решение просто распустить волосы по плечам.
Она постучала в его дверь.
— Войдите. Чем могу помочь?.. — Он даже не сразу узнал ее в новом наряде. — Кейт…
— Джонас, тебе не надо уезжать, правда.
Вот теперь, когда он увидел ее в платье, которое подарил сам, в его взгляде появился интерес. Пятнадцать тысяч фунтов не могли остановить его, только она сама.
Женщина подошла к нему совсем близко.
— Не уезжай, пожалуйста, — она выдавила из себя эти слова, глядя ему в глаза. Он молчал. — Ты нужен мне и Клер.
Джонас покачал головой.
— Клер ненавидит меня.
— Она еще ребенок и боится опять остаться одной в этом мире. Если ты уедешь, она больше никогда никому не поверит. Ты должен остаться.
Он молчал целую минуту.
— Хорошо, — наконец сказал он и отвернулся. — Я куплю дом в Питерсфилде, чтобы иметь возможность навещать вас.
Кейт в отчаянии закусила губу.
— У тебя есть дом.
Он испытующе посмотрел на неее.
— Пожалуйста… — прошептала Кейт.
Повисло молчание.
— Скажи это Кейт, — тихо попросил Джонас. — Я хочу это услышать.
— Ты мой муж и отец Клер. Я хочу, чтобы ты жил с нами.
Джонас разочарованно усмехнулся и пожал плечами.
— Пусть будет так.
Кейт была совершенно подавлена. Она не могла, просто не могла просить его о том, чего хотела. Она надеялась, что он сам все поймет. Она же надела это платье…
— Джонас… — протянула она еле слышно.
— Что-то еще? — он весь выражал собой вежливое внимание.
— Пожалуйста…
Он ждал. Ее глаза закрылись, а губы сложились в беззвучные слова: «Люби меня». В его груди что-то дрогнуло. Как если бы внутри него был тяжелый камень, и сейчас по этому камню болезненно ползла трещина, и росла, и крошила камень. Он боялся ошибиться, но и не хотел заставлять Кейт страдать. Он должен был как-то облегчить для нее первый шаг.
Джонас подошел к жене, приподнял ей подбородок и мягко поцеловал. Она не сопротивлялась.
— Скажи это еще раз, — попросил он.
— Люби меня, — повторила Кейт тихо, но вполне отчетливо.
— Сейчас?
— Сейчас. И, наверное, завтра. И, может быть, всегда. Когда захочешь.
Джонас улыбнулся. Как давно, оказывается, она не видела такой улыбки на его лице! С тех самых пор… о-о-о, с тех самых пор, как сообщила ему о своей беременности. Потом муж снова поцеловал ее, Кейт обняла его, — и вдруг расплакалась.
— Я думала, ты уехал. Я проснулась, а тебя нет. Прости меня. Я так сожалею…
— Не плачь, Кейт, все хорошо, — утешал он ее, а его пальцы уже нащупали застёжки на ее платье.
— Не уходи больше от меня.
— Не уйду.
Аккуратно и очень медленно он снимал с нее платье. Под ним оказалась кружевная шелковая сорочка — та самая. Он даже не мечтал, что она наденет ее.
Кейт держалась за его плечи и слегка дрожала. Он осушал поцелуями ее слезы, согревал ласками ее тело, наслаждаясь каждым мгновением преподнесенного судьбой подарка. Сегодня не надо было беспокоиться о том, что Кейт может ускользнуть от него, не нужно было думать об угрозах или оправданиях. Джонасу даже не хотелось портить эти минуты неземного счастья обыкновенной приземленной страстью. Он долго ласкал ее, наслаждаясь каждым стоном, срывавшимся с ее губ, каждым слепым взглядом, устремленным в потолок, каждым движением ее тела, парившего в экстазе. Его собственное вожделение казалось ему досадной помехой этому странному спокойному удовольствию смотреть и любить.
Он чувствовал, что Кейт на грани.
