От такого удара ниже пояса Колин пошатнулся.
— Что?
Она села абсолютно прямо и выглядела бы даже чопорно, если бы шаль не съехала с плеча, оголив ее прелести.
— Я должна отпустить тебя ради твоего же блага! Ты не должен более тратиться на меня. Я знаю, твои финансы поют романсы. И не могу позволить тебе вгонять себя в нищету. Ты должен уйти. Ты и я… мы лишь мечта, сотканная ангелами, которой не суждено сбыться на этой грешной земле! — Шанталь поежилась и завернулась в богатую шаль, укрыв свои точеные плечи. — Мне больно расставаться с тобой, любовь моя, но отныне каждый из нас пойдет своей дорогой.
Она сделала едва уловимое движение рукой, буквально повела пальцем, и тут же из темноты возникла фигура, нависшая над Колином всем своим недюжинным ростом. Он моргнул, глядя на внушительные размеры консьержа, который уже взял его под локоток.
— Вам здесь больше делать нечего, сэр.
Колин в изумлении посмотрел на Шанталь.
— Ты что, вот так запросто меня вышвырнешь?
Она промокнула в уголке глаза дорогим батистовым платком, который он подарил ей. На платке была ее монограмма, вышитая так искусно, что невозможно было заметить стежков.
— Это для твоего блага, мой хороший. Я терпеть не могу долгих расставаний, ты же прекрасно знаешь. И не могу допустить, чтобы ты видел, как я убиваюсь от горя, как захожусь слезами. А это вот-вот случится! — Она храбро вздернула подбородок. — Я могу продержаться еще пару мгновений ради тебя, любовь моя, но не дольше. Ты должен уйти; прежде чем твое последнее воспоминание обо мне омрачится видом моих глубоких страданий.
Консьерж стал выталкивать Колина из гримерки. И все его попытки сопротивляться или протестовать были приняты с холодным безразличием. Не более чем через минуту он оказался на аллее за театром с ноющим плечом и разбитым сердцем. О, Шанталь!
Перед его взором стояли ее прелестные, исполненные грусти глаза, когда она упоминала ему о его финансовом неблагополучии. Черт возьми, но как она узнала? Он позаботился о том, чтобы его подарки по-прежнему были роскошными, пусть и не такими частыми.
Как ему жить дальше без нее? Без запаха ее волос? Без ощущения ее гладкой кожи под пальцами? Без ее шаловливого шепота, который сводил его с ума, когда он был в ней?
Раздавленный горем и внезапностью всего случившегося, Колин стоял посреди Гуманной аллеи, прижав руку к ноющему сердцу. О, Шанталь!
Он больше никого никогда не полюбит!
Три с половиной года спустя…
Сэру Колину Ламберту казалось, что нянчить ребенка будет весьма просто. В конце концов, каждый день не только умные, но и дураки воспитывают своих детей. Ну, если, конечно, не считать его отца, который оставил своего отпрыска на пороге тетушкиного дома, но ведь и Колин вырос вполне нормальным человеком.
Значит, не так уж это и сложно, не правда ли? Он был, образованным молодым человеком, кто-то даже называл его блестящим ученым. В конце концов, за работу его наградили рыцарским титулом. Более того, у него на глазах рос младший кузен — сущее наказание, — так что, можно сказать, опыт общения с детьми у него имеется.
Тогда объясните, почему он не может уследить за одной маленькой девочкой?
Раньше ему казалось, что все окажется проще. Когда Эйдан и Мэдлин отправились в свадебное путешествие, Колин на радостях решил оставить безопасные стены клуба, включая все его удобства и персонал с неограниченным запасом терпения, и окунуться с головой в отцовские хлопоты.
Которыми он на сегодняшний день был сыт по горло благодаря неустанным стараниям малютки Мелоди.
Когда он подумал, что Эйдан и Мэдлин заберут малютку Мелоди с собой, то не смог смириться с этой мыслью. Он и раньше был одинок, но теперь все стало еще хуже; отца и тетушки давно нет, кузены заняты своими семейными проблемами, Эйдан уехал с Мэдлин, а Джек… Джек недоступен.
Колин уже так много потерял, что не мог позволить себе потерять еще и Мелоди. Это было нечто большее, нежели простой страх одиночества. Он любил ее как отец, а не как добрый дядюшка.
Ведь вполне может статься, что это его дочь. Ее возраст как раз совпадал по времени с бурным романом между ним и Шанталь. И тогда тот факт, что малышка жила с нянькой, приобретал новый смысл. Известная актриса едва ли смогла бы растить незаконнорожденного ребенка, находясь в лучах славы. Мелоди немного походила на Шанталь. У нее были те же синие глаза и черные волосы, но более мягкие черты лица, чем у матери. А то, что Мелоди оказалась такой умницей, еще больше указывало на возможное отцовство Колина.
Разумеется, Колин сделал запрос в лондонский театр, где Шанталь выступала четыре года назад. Он выяснил, что Шанталь не только сменила Лондон на Брайтон, но и на несколько месяцев оставила сцену, и случилось это вскоре после того, как они расстались. Как ему сказали, у нее разыгрался ревматизм.
Теперь все стало на свои места. Ясно как дважды два, что Мелоди — дочь Колина.
Тут же его осенило, что раз такое дело, то не за горами тот день, когда Шанталь вернется к нему.
Это наполнило его существование смыслом — Мелоди уже его, Шанталь наконец-то станет его, это ли не жизнь! Совсем как у Эйдана и Мэдлин. А там появятся и еще ребятишки, целая куча, и глядишь — старый пустой дом на Тамсинвуд снова наполнится голосами.
Теперь Колин в состоянии укутать ее в шелка и кружева, искупать в алмазах. Он будет засыпать в ее объятиях, и просыпаться, уткнувшись лицом в ее волосы, прижавшись своим телом к ее соблазнительным изгибам…
Будучи человеком здравомыслящим, на этот раз он отбросил в сторону все трезвые доводы и решил отправиться вместе с Мелоди в Брайтон в надежде найти заблудшую мамашу.
Правда, для этого ему сначала следовало отыскать Мелоди!
— Мелли! Мелли, озорница, немедленно вылезай, я ведь знаю, что ты прячешься от меня где-то здесь!
Разумеется, она и не подумала вылезти. С чего бы вдруг? Он столько раз наблюдал, какими идиотами выглядели другие взрослые, когда искали повсюду своих детей, и вот теперь он сам оказался на их месте. Дети не такие несмышленыши, как может показаться на первый взгляд. Уговорить их вылезти из укрытия — все равно, что пытаться выманить с дерева кошку, на которую снизу лает пес.
Ну и ладно. Колин вздохнул и устроился под кроной вышеупомянутого дерева. И вдруг его слух уловил едва слышное постукивание крохотных каблучков. Сверху на него посыпалась кора. Колин раздраженно стряхнул ее и, прикрыв глаза рукой, посмотрел вверх, сквозь зелень листвы, через которую пробивалось солнце.
